Даже собрав весь цвет его боевого стада, он не мог предотвратить неизбежного: остальная часть его армии таяла, пойманная в клешни двух сил. Он услышал смех в своей голове и мгновенно понял — конец наступит здесь.
"Убей их презренный червь! Покажи всё мастерство своих клинков! Орави свои зубы их плотью и живительной жидкостью! Насладись страданиями врагов своих, показав, насколько выше их всех!"
Боги требовали жертву. Он думал, что это был город, но он ошибался. Или, возможно, был ослеплён. Среди возлюбленных богов зачастую были те, кто призывал домой своих последователей слишком рано, и эта мысль наполнила его яростью. С пеной у рта, с громыхающим в его голове хохотом Богов, Аспар поднял Пронзатель и посмотрел в сторону дворца. Скрипнув клыками, он спрыгнул со статуи. Камни раскололись под его копытами, и он выпрямился. Подняв Пронзатель, зверолюд рванул вперёд, и его стадо последовало за ним.
Боги требовали крови. И пусть они и отвернулись от него, Аспар всё равно даст им кровь.
"Да….да. Они отвернулись от тебя, чтобы испытать! Покажи что достоин и они наградят тебя по заслугам…."
Людендорв взял Клинок Мясника в одну руку, а руноклык в другую. Сегодня, в самом конце, он сам будет своим Псом. Владыка здешних земель не потрудился найти другого, а сам никто не вызвался. Он не осуждал их. Где-то в глубине души, курфюрст и сам задавался вопросом: был ли он действительно безжалостен, или просто безумен. Послал ли он своего кузена на гибель из-за того, что тот вызывал смуту, которую было невозможно терпеть, или за то, что тот просто говорил правду?
— Арик… — тихо пробормотал он, глядя на Клинок Мясника в слабом дневном свете. — Почему бы на этот раз тебе всего лишь не послушать? — его взгляд скользнул к Погибели Гоблинов и он вздохнул. Руноклык, казалось, замурлыкал, когда он взмахнул им на пробу. Клинок передавался от отца к сыну, он жаждал битвы с тем же нетерпением, что и сам курфюрст. Он алкал убивать, и заклинания погибели были вбиты в его сущность уже при ковке. Он стремился расколоть череп Владыки Зверей, и чем раньше, тем лучше. — Уже скоро, совсем скоро мохнатый ублюдок будет украшать мои стены своей шкурой… — пробормотал Людендорф.
Он мрачно усмехнулся, когда услышал рёв горнов рыцарей ордена Сияющего Восхода. Когда его люди сообщили о прибытии воинов ордена из соседних Владений, врезавшихся в задние ряды армии зверей, намерившейся атаковать его ворота, он едва ли поверил в это. Сложно верить что нашлись храбрецы, решившие проскакать километры опасных территорий, лишь бы выйти за спину врага через давно заброшенные Врата Владений. Теперь же он слышал звуки боя вокруг, когда зверь встретился с человеком на запутанных улочках вокруг дворца, так же, как когда под напором великанов рухнули стены. Прибытие рыцарей стало знаком его правоты. Сам Бог-король повелел ему держаться, чтобы не отдать город в лапы зверей Хаоса. Его бог поручил ему это, и он выполнил его волю, несмотря на то, что на каждом шагу встречал сопротивление. А теперь… Теперь пришло вознаграждение. Он улыбнулся и повращал кистью, разминая свою боевую руку. Теперь он должен был снять голову с плеч зверя, насадить её на пику и каждый год в день смерти Арика поднимать тост за это событие. Его двоюродный брат был бы благодарен за это, он был уверен.
— Конечно, был бы. Наименьшее из всего, что ты бы мог сделать после предательства, — сказал курфюрст, снова переведя взгляд на Клинок Мясника. Он чувствовал неправильность, держа его в руке, но он должен был пролить кровь, в этом Людендорф был уверен. Меч его кузена на его стороне был нужен ему сейчас, как никогда раньше. Арик всегда был рядом при жизни, и это было только правильно, что он будет там же и после смерти. — Кроме того, тебе бы наверняка не хотелось бы пропустить бой, подобный этому, а? — сказал он вслух. Если владыка земель и заметил взгляды, которые некоторые из его людей бросили на него, то не подал вида. Они ненавидели его сейчас, даже если не ощущали подобного прежде. Но они также и любили его — в такие времена лучше безжалостный человек, чем слабый. Лучше безумец, чем трус. Так они шептали между собой, когда думали, что он не слышит.
Звери прорывались через брешь в северной стене, ревя боевые кличи. Он знал, что это так или иначе удалось бы им, и поэтому всеми возможными средствами укрепил внутренний двор. Копейщики и стрелки притаились за опрокинутыми вагонами и по команде катнули откупоренные бочки с порохом в сторону стены. А вслед за ними взметнулся огонь. Двор сотрясли взрывы, заполнив пространство дымом, камнями и окровавленными частями тел. Великан взвыл от боли, когда взрывом ему оторвало ноги, и рухнул на камни внутреннего двора. Корчась от боли, он пытался подняться, пока дюжина копий не проткнула ему череп. Людендорф расхохотался, учуяв вонь палёной звериной плоти. Он вернёт свой город или сотрёт его с карты Империи в попытке, и цена не имела значения. Смех оборвался, когда его взгляд упал на Клинок Мясника.