Я открыл глаза. Но все равно темно. Все плывет. Я вижу перед собой траву. И землю. Голова адски колит, я лежу без движений. Минута, две, три. Я пытаюсь встать. Упираюсь руками в мокрую землю. Руки проваливаются в грунт, я падаю обратно. Голова гудит, заглушая дождь, но мычаний больше не слышно. Гул утихает. Слышно крики. Человеческие. Шаги, медленные, по ступеням автобуса. На меня кто-то наступил, впечатав в землю. Прошел дальше. Еще один. Или одна, не видно. И еще. Вокруг всюду слышатся вопли, крики, глубокие вздохи, глотания воздуха. Но все отдается мне тихим эхом на фоне шумящей головы. Я усилием воли, через боль, перевернулся на спину. Дождь поливает мне лицо, стекает по неровностям. Я раскрыл окровавленный рот. Напиваюсь, глотаю дождевую воду через боль. В воде привкус крови. Руки и лицо горят. Крайним зрением видно куски стекла в щеке. Рядом слышно маты. И плач. Слышу продолжительный сигнал. Сигнал автобуса. Я повернул голову в сторону звука. На руле головой лежит водитель, весь в крови. Весь перед ПАЗа смят в середину, искореженный металл обнимает покосившийся каменный столб с проводами электропередачи. Выбитая ударом в столб дверь лежит рядом с проходом внутрь. Меня кто-то рывками тянет за капюшон от автобуса. Смотрит в глаза. Мужик. Тот самый, деревенский, весь в крови и ранах. Глаза напуганные, бегают туда сюда. Встал, держась за раненую ногу, пошел к другим. Капли дождя обжигают, падая на кровоточащие раны. Вдалеке слышится сирена, постепенно нарастающая, приближающаяся. Из-за угла вывернула Скорая Помощь, а за ней еще одна. Мое сознание постепенно просыпается, боль усиливается, болевой шок проходит. Белые маршрутки с красными крестами останавливаются, открываются двери. Испуганные вскрики, носилки. Подъехала желтая Скорая с надписью «Госпитализация». Мое тело перекладывают на носилки, в спешке несут до машины. Взгляд туманится, рассеивается. Заносят внутрь машины. Дождь перестал бить в лицо. Дверь Скорой с грохотом закрылась погрузив меня в темноту.