- Отлично! Бэр ты успокоил мою душу. Я отдам приказ казначею и мастерам, а ты решай, где будет молодецкая моей дружины, и иди, готовься к празднику.
Витязь чуть склонил голову и ушёл через дальнюю дверь, что всё также нехотя и со скрипом открылась.
Алена, дочь Велибора – старшего боярина князя Владимира и первая красавица княжества украдкой наблюдала из коридора княжеских хором, как на заднем дворе молодой, обнажённый по пояс, воин развешивает кольца на конском волосе. Двор большой, полторы сотни шагов, кое-где стоят столбы, иногда на них приколочены жерди, вот на такую конструкцию воин и привязывал волосы из конского хвоста.
Странное говорили про этого витязя: будто князь верит ему больше чем себе, будто нет среди людей бойца лучше, чем этот гридь. Но женским естеством, которое зачастую более чуткое, чем слух опытнейшего охотника, она ощущала странность, которую не замечают мужчины. Этот юный витязь, у которого борода растёт самое большее – год, красив, очень красив, но не грубой красотой воина, а чуть женственными чертами лица и шрамы его совсем не портят. Девки на выданье и даже замужние засматривались на него, стараясь чтобы глаза цвета тёмного булата заметили их смущение, потупленные взоры. Но он их не замечал. Даже на неё – первую красавицу, дочь богатого и родовитого человека, которой многие дарили дорогие подарки, а двое молодых богатырей дрались до смерти, смотрел, как смотрят на пустое место.
Воин, тем временем, развесил десять колец, отбежал на сотню шагов, достал лук, согнул, девичье сердце застучало чаще, когда руки богатыря вздулись плетьми мышц, набросил тетиву, отмерил взглядом расстояние, забросил за плечо тулу со стрелами, вздохнул, потрогал расщеплённые концы, чёрное перо. Девушка задержала дыхание, представив, как этот воин притянет тугую тетиву, задержит, давая возможность полюбоваться собой сенным девкам.
Его рука метнулась за плечо. Алена ничего не успела рассмотреть, а все десять колец были пришпилены к бревенчатой стене острыми наконечниками. Гридь хищно улыбнулся, жестоко искривив губы, созданные, на взгляд девушки, для поцелуев, и, не спеша, побрёл освобождать свои стрелы.
Похоже, кое-что из сплетен – правда, подумала девушка, надо бы узнать о нём побольше.
К её удивлению оказалось, что другие знают ещё меньше. Новым для неё было лишь имя – Бэр.
За оборотнем наблюдали не только глаза сенных девок и не в меру любопытных боярских дочерей, но и холодные зрачки молодого боярина. Соглядатай пересказал подслушанный разговор князя. Этот воин имеет слишком большое влияние, которого нет даже у старших бояр.
- Значит, будет участвовать в празднике масленицы? – полуутвердительно спросил молодой боярин.
- Да, господин. – ответил голос из тени.
Колючие глаза скользнули по бревенчатой стене, окнам и зацепились за лицо первой красавицы. Та, не отрываясь, смотрела на седовласого парня, стреляющего на заднем дворе. Боярин скрипнул зубами и, не оборачиваясь, проговорил:
- Пошли вестника к хазарам, пусть выступают немедленно, пока ещё нет личной дружины князя, и найди лучшего кулачного бойца. Я заплачу любые деньги, но на празднике масленицы этот гридь должен быть убит в поединке. Наверняка убит!
- Слушаюсь.
Слуга поднял взгляд на боярина: мрачные стены небольшой комнаты делали холеное лицо ещё злее и жёстче. Если бы не дорогие одежды всяк узрел бы умелого палача, а не княжьего советника. Как странник сбрасывает носком сапога камешки со своего пути, так, казалось, этот человек отбрасывал чужие жизни и эта суть его натуры сполна отражалась во взгляде холодных изумрудно-зелёных глаз.
Легконогая лошадка птицей летела по лесной дороге, неся на спине вестника, легкого, сухого, с тугими мышцами. Такой не станет утруждать себя поединком, сунет нож под ребро и поскачет дальше. Ночной лес сопровождал его уханьем сов и шёпотом нечисти, слышимом в свисте ветра в голых ветвях. Слежавшийся снег глушил стук копыт, и чудилось, будто тень мчится по дороге.
Городские стены остались за спиной, а впереди ждали лес, Чернигов и степь. Там любого непрошеного гостя ждёт смерть, но вестник несся именно к кагану. За пазухой болтался охранный знак, по нему степняки не только опознают своего соглядатая, но и, с почестями, проводят до места.
Киевские земли кончились, уже виднеется граница леса, а там безопасность. Всадник вздохнул свободнее, теперь его никто не догонит, а за хорошие вести каган одаривает очень щедро. Всё в порядке, зря хозяин опасался.
Тень выскользнула, будто из дерева, распласталась в прыжке. Страшный удар вышвырнул всадника из седла. Тёмный силуэт упал на землю и поднялся человеком. Оглушенный вестник смотрел непонимающим взором, бормотал какие-то ругательства, мешая слова русичей и хазар, когда сильные руки подняли его, шарахнули о дерево, а голос, похожий на звериный рык, спросил:
- Кто таков? – Этот вопрос мигом привёл соглядатая в чувство, и он заученно ответил:
- Всадник, просто всадник, скакал сообщить новгородским и черниговским купцам о новых ценах на товары.
- Не пытайся меня обмануть. Ни один здравомыслящий не поедет по этой дороге без охраны, тем более – ночью.
Напавший потянул носом.
- К тому же, ты только что выехал из Киева, а князь приказал никого не выпускать по ночам кроме своих вестников, но он никого не посылал. Я повторяю, кто такой?
- Можешь убить меня, ничего не скажу.
- Зачем убивать просто так? – Лунный свет отразился от острых зубов, похожих на волчьи.
Соглядатай, наконец, смог остановить мечущийся взгляд на глазах схватившего его человека, они горели в темноте, как у волка! Вспомнив байки о заведшемся в окрестностях Киева оборотне, он осмелился спросить:
- Кто ты? – И почувствовал, как по ноге потекла тёплая струйка.
- Ты не захочешь этого знать, так что отвечай.
- Хорошо, я вестник, скакал к хазарам, вез грамоту…
- Дальше не надо. Кто послал?
- Я не знаю кто. В кабаке…
- Не лги! Ты в кабаке неделю не был. – Короткий удар под рёбра стегнул болью. Соглядатай зашипел.
- Хорошо, хорошо. Мне платят. Я не знаю, как его зовут, помню, что на руке нет мизинца. Лица я не видел…
С этими словами посланник испустил дух. Сломанные рёбра пронзили сердце. Бэр вытащил из его груди окровавленный кулак.
- Прости, мужик, но, сам понимаешь, работа у тебя такая… была.
Он обшарил тело, вытащил из-за пазухи охранный знак и послание, оторвал от рубахи мёртвого тряпицу, завернул в нее добычу, брякнулся оземь и вот уже волк летит по лесу. Чуть дальше по дороге наткнулся на коня соглядатая, заодно поужинал, хотя конина и не самое лучшее мясо. С первыми петухами он уже дремал в своей каморке, пряча за пазухой охранный знак и письмо хазарам.
Глава 6
Уже три дня Киев гудел, как растревоженный улей. Все корчмы, кабаки и постоялые дворы заполнились так, что двери невозможно было закрыть, а передвигаться приходилось, постоянно оттаптывая чьи-нибудь ноги. Самая весёлая масленица всегда была в стольном граде, и народ стекался со всей Руси: кто подороже продать свой товар, кто потягаться силами, показать молодецкую удаль, а кто и за чужими кошелями и калитами. На праздник масленицы ворота остаются открытыми, и все могут свободно пройти, не будучи обысканными.
Толпы праздного народа бродят по городу, то здесь, то там вспыхивают драки, но это скорее от праздничного задора, а не из-за злобы. Киевляне веселились больше всех. Ведь им гулять день и ночь, а приезжие вечером уберутся из города, дабы поспеть домой к утру, потому как ворьё – оно везде ворьё и оставленные дома дети и собаки– не лучшая охрана. Но сейчас утро и гулянья ещё не начались. Небо чистое и день обещает быть безветренным. Выпавший ночью снег поскрипывает под множество ног, а лёгкий морозец румянит щеки. Отовсюду слышится звонкий девичий смех и задорный хохот парней.
Молодой боярин, уничтожая хорошо прожаренную оленью ногу с чесноком, наблюдал за толпой из окна княжеских палат. Сидевший напротив воин прервал чавканье, отложив сочный кусок: