К счастью для хороших парней, мы были почти готовы их закрыть».
«Да, конечно», — сказала она, прищурившись. «Я слышала о тайной операции, но не видела никаких результатов. Я собрала для вас все улики, детектив Рэйвен. О да, вы, ребята, отлично поработали — как только я раскрыла дело».
Ну ладно, она много сделала и предупредила их за день, это он ей отдаёт. И она нашла больше улик, чем они, чёрт возьми. Он решил отдать ей должное. «Ну, может, ты и неплохо справилась. Это был федеральный рэкет для этих ублюдков. Генеральный прокурор их всех посадил. Среди их клиентов были громкие имена, огромные деньги».
«Меня достали дети. Их похищали со всего света. Физически им не причиняли вреда, они были просто пленниками, которым давали всё, что они хотели, — до тех пор, пока они делали то, что им говорили».
«Все они были возвращены своим семьям».
«Да, но в краткосрочной перспективе их жизнь будет испорчена.
Бедные дети».
«Ладно, а почему ты не получил Пулитцеровскую премию?»
«Олсен Тайнс из The New York Times разразился громким политическим скандалом вокруг губернатора Уэллса в Луизиане. Поскольку The Times — северный либерал, а губернатор — южный консерватор, они приложили все усилия, чтобы его прижать».
«То есть ты хочешь сказать, что относишься к этому философски?»
«Что ты хочешь, чтобы я сделал? Взорвал The New York Times ?»
«Ты мог бы, по крайней мере, не встречаться с этим придурком -репортёром из New York Times , которого ты застукал в постели с другой женщиной. Я бы наехал на этого парня из Тайнса и убедился, что он знает, кому достался приз».
Она ухмыльнулась ему. «Спасибо, детектив Рэйвен. Мне стало очень тепло и радостно, когда я получила совет от такого альфа-самца».
«С придыханием?»
«Знаешь, я начинаю думать, что ты уже смирился с тем, что я рядом с тобой».
«Не в этой жизни. Что ж, ты не так плох, как я думал.
Смотри, мы направляемся в холмы Вирджинии, в конный край, где живёт судья Ксавье-Фокс. Не представляю, как она может нам помочь, но…
кто знает?"
«Знаете ли вы, что судья Холмс сказал, что девять судей подобны девяти скорпионам, запертым в бутылке?»
Он ухмыльнулся ей и пожал плечами. «Ну, все судьи часами находятся в одном и том же месте. Может, она что-то услышала, что-то увидела. Буду жить надеждой, пока мне не скажут обратное. Неужели Холмс действительно так сказал?»
Она кивнула. «Хорошо, позвольте мне вас просветить. Как вы знаете, она войдёт в историю как первая чернокожая женщина, назначенная в Верховный суд.
Она была лучшей ученицей в Стэнфорде, изучала юриспруденцию, и в шестидесятые годы для чернокожей женщины это было невероятно – весьма впечатляюще. Она хотела стать клерком судьи Рейнса, известного консерватора в Верховном суде. Её рекомендовали два ведущих судьи Федерального апелляционного суда, но это не имело значения, поскольку обе партии принимали на работу только мужчин, и до сих пор принимают, по большей части. Вы это оцените: из десяти её тридцати шести клерков у неё три женщины.
Она очень похожа на моего отчима, обычно голосует за консерваторов — за смертную казнь и против попыток расширить права заключённых. Как и он, она может выбрать и противоположный путь — она ярая сторонница прав женщин, яростно выступает против дискриминации по половому признаку и за аборты, за исключением абортов при неполном рождении, против которых она категорически выступает.
Её муж тренирует лошадей, участвует в скачках, у него отличная программа по разведению лошадей. Она использует имя через дефис — Элизабет Ксавье-Фокс. Интересно, правда, как обе женщины-судьи сохранили свои девичьи фамилии? Полагаю, это придаёт им больше веса, словно они действительно были кем-то до замужества.
«Несмотря на то, что она чернокожая и женщина, были попытки помешать ее утверждению в должности под предлогом того, что у ее мужа были большие деньги, возможно, с примесью коррупции».
«В чём заключалось обвинение? В том, что она поддавалась неправомерному влиянию всякий раз, когда рассматривалось дело о федеральном рэкете на лошадей?»
Кэлли рассмеялась: «Нет, это была просто политика, как обычно».
«Что вам известно о ее конфирмации?»
«Ну, после некоторых колебаний и ворчаний, потому что она не была ярой сторонницей абортов, а была — о боже — за смертную казнь, Сенат утвердил её. Они знали, что это исторический момент. Никто не хотел пытаться её сместить. Она нас ждёт?»
«О да. Она тебе нравится?»
«Да, я верю. У неё очень высокий класс; её муж стоит за ней, словно огромная безмолвная сила, словно бросая вызов любому, кто попытается её преследовать. Лично я не считаю, что он виновен ни в чём, кроме того, что он не демократ».