На этой станции московского метро, куда стекались транспортные потоки из Коровина, Дегунина, Бескудников, и всегда-то было не протолкнуться, но сегодня ожидающий поезда народ вообще стоял в три ряда, уже с трудом умещаясь между краем платформы и поддерживающими свод мраморными колоннами. Федор еще раз безнадежно взглянул на часы, в предвидении неминуемого разноса от начальства вздохнул и пристроился в четвертый ряд публики. Разрывая перепонки оглушительным гудком, из черной арки тоннеля показался поезд, гоня перед собой, как поршень в насосе, упругую воздушную волну. Толпа, как самоубийца перед последним прыжком, на секунду отшатнулась от края платформы, но тут же напирающие сзади снова притиснули первый ряд вплотную к несущимся на бешенной скорости вагонам. Федору с непривычки показалось даже, что состав проскочит мимо, но надсадно взвыли тормоза, поезд замедлил ход и остановился. С грохотом откатились в стороны двери, и граждане ринулись в и без того непустые вагоны, сметая тех, кто внутри, и друг друга. Федору всегда дико было наблюдать, как приличные с виду люди в таких ситуациях странным образом утрачивают человеческий облик, ломятся напропалую, расталкивая локтями тех, кто рядом. Вот и сейчас он всеми силами старался не участвовать в этом торжестве низменных инстинктов над разумом, по возможности пропуская вперед женщин и вообще всех, кто слабее. Но оценить джентльменство могут только джентльмены, которых в толпе было немного. На Федора бросали недоуменные взгляды, толкали его, а одной бабке его поведение показалось и вовсе вопиющим. Бабка, которая вдобавок оказалась впряжена в приличных размеров садовую тележку на колесиках, пристроилась в очереди прямо за Федором и, видимо, рассчитывала под прикрытием широкой мужской спины прорваться в вагон без очереди. Когда же Федор не только не выполнил отведенной ему роли тарана, но и самым возмутительным образом начал пропускать даже кого-то сзади, бабка не выдержала.
— Ты садицца-та буди-ишь, остолоп эдаки-ий?! — запричитала она, ввиду занятых тележкой рук бодая Федора головой в область поясницы.
«Посадка закончена, не задерживаем состав!» — заглушая бабкины стенания, раздался из динамиков ленивый голос машиниста и, отпугивая не вместившихся, зашипела пневматика дверей. Разумеется, Федор сразу же всякие попытки проникнуть в вагон прекратил, и обернулся, пытаясь определить источник странных толчков в спину. Однако плотное соседство окружающих и сразу давшая о себе знать боль в боку не позволили Федору увидеть что-либо сзади и ниже себя. Бабка же, для которой отправление поезда веской причиной для прекращения посадки не являлось, продолжала бодать Федора, исступленно повизгивая в пол: «Давай, давай, давай!» Но гул поезда, подошедшего к противоположной платформе, перекрыл слабый голос бабки, и относительно ее желания быть сдвинутым с места Федор так и остался в неведении. Бабка же, почувствовав, что остолоп впереди вообще остановился, восприняла это, как совершенно беспрецедентное попрание всех своих старушечьих прав, и решила перейти к более активным действиям. Но для этого ей нужно было освободить хотя бы одну руку, при этом не упустив ценную тележку. Ввиду преклонного возраста и стесненных условий эти манипуляции заняли у бабки что-то около десяти секунд.
Тем временем из тоннеля, стремительно приближаясь к месту, где первым в ряду стоял Федор, вырвался следующий поезд. Федор инстинктивно подался назад от края, и наступил суетившейся сзади бабке на ногу. Как раз в эту секунду бабка выпростала-таки одну руку. Федор наступил на нее совсем не больно, но учитывая всю историю отношений, это стало последней каплей. Неизвестно, на что бабка применила бы освободившуюся верхнюю конечность, не наступи ей Федор на нижнюю, но после такого она, истошно завопив: «Свола-а-ачь!», изо всех сил сунула свой острый старческий кулак Федору под ребра, попав прямехонько по больному месту. Федора пронзило, как током, он коротко вскрикнул и, скрючившись, присел на одну ногу. Но, будучи от природы осторожным и осмотрительным, даже теперь он ни на мгновение не отвел взгляда от приближающегося поезда. Поэтому боковым зрением он увидел, как затянутая в черную кожу рука человека, стоявшего справа и сзади него, резко вытянулась в направлении того места в пространстве, где долю секунды назад было плечо Федора. Не встретив ожидаемого противодействия, человек в черном по инерции провалился вперед, едва не свалившись под поезд, но чудом сгруппировался и всем весом врезался в спину женщины в дубленке, стоящей правее.