— Они сами, без моего участия, заглохли, — улыбнулся Степняк. — И знаете, в этом я лишний раз убедился — никогда не надо торопиться, ввязываться в полемику. Начал бы я с ними перепалку, до сих пор бы тянулась. А так...
— Не всегда, дорогой мой Степняк, — ответил Энгельс. — Вам, артиллеристу, надлежит знать: цель надо накрывать своевременно. Когда это требуется, конечно, — добавил он, — если цель стоит вашего огня. Чтобы не получилось, как говорят, из пушек по воробьям.
Глаза его сузились от улыбки, густыми лучинками от них побежали морщинки.
— Есть цель, требующая вашей консультации, Генерал, — после короткой паузы сказал Степняк.
Энгельс посмотрел на него, приготовился слушать.
— Нам пришлось временно приостановить лейпцигское издание «Свободной России». — Он рассказал все, что случилось. — Нужен редактор. Нет ли у вас подходящего человека на примете?
Энгельс помолчал. Потом сказал:
— Давайте дождемся Либкнехта... Он приедет со свежими впечатлениями, новостями, тогда будет виднее.
— Хорошо, — согласился Степняк. — Будем надеяться, что долго ждать не придется.
— Да, — кивнул хозяин, — он прибудет по делам подготовки Международного социалистического конгресса. Думаем провести его в Цюрихе. Кстати, как вы к этому относитесь? Примете участие?
— Недавняя поездка, — сказал Степняк, — убедила меня в чрезвычайной пользе личных контактов с людьми. Да, впрочем, и прошлый, Парижский конгресс принес немало пользы. Я — за. Относительно личного участия — там будет видно. Время покажет.
Энгельс ничего не ответил, какое-то время сидел, погрузившись в свои мысли.
— Не кажется ли вам, Сергей, — сказал он после паузы, — что вы отходите от нас, от рабочего движения?
— Не понимаю, Генерал, — удивился Степняк. — Что вы имеете в виду?
— Да хотя бы то, что на Парижском конгрессе вы не были, сейчас не уверены... не знаете, как поступить. Не засасывает ли вас Общество? Не много ли уделяете ему внимания?
Вопрос был неожиданный. Сергей Михайлович и не предполагал услышать такое от Энгельса, поэтому немного смутился.
— До сих пор считалось, что Общество делает полезное дело, — ответил Кравчинский.
— Давно собираюсь сказать вам: Общество — на мой взгляд — переросло себя, нового в его программе очень мало. Да и порядки в нем, извините, сомнительные.
Энгельс намекал на действительно курьезный случай, происшедший в Обществе во время его, Степняка, отсутствия. Бернсу, бывшему на заседании, не дали выступить с речью. Кто-то опасался его категоричности. Факт действительно прискорбный.
— Устав Общества не ограничивает членство, — сказал Степняк. — Это не партийная организация.
— Вот это как раз и плохо, — заметил Энгельс.
Разговор, возникший так неожиданно, осел в душе досадой. Степняк хотел было возражать, разъяснять, чтобы рассеять возникшую отчужденность, невольный холодок, но вошла Фанни Марковна и с нею моложавая, с какими-то, казалось, слишком уж внимательными глазами, хорошо одетая, среднего роста женщина.
— Мы уже познакомились, — кивнув на Фанни, сказала она и, подойдя к Степняку, протянула ему руку. — Луиза... О вас столько разговоров, господин Степняк!
— Благодарю, — сдержанно сказал Сергей Михайлович. — Их содержание я приблизительно знаю.
— Вот как! — удивилась Луиза.
Говорила она громко, и Энгельс мягко заметил:
— Луиза, прошу вас, немножко тише.
— Ах, пардон, Генерал, пардон! — манерно ответила Каутская.
Сценка произвела на всех неприятное впечатление. Было ясно, что делового разговора уже не получится, и Энгельс, извинившись перед Фанни Марковной, пригласил Степняка в кабинет.
— Только помогите мне, Сергей Михайлович, — попросил он. — Что-то я в последнее время... Ноги не слушаются.
Степняк взял его под руку и помог подняться на второй этаж.
— Простите, Сергей Михайлович, — с трудом сдерживая одышку, сказал Энгельс, — так вышло. Разговор останется между нами.
— Почему же? — ответил Степняк. — Я не принадлежу к людям, маскирующим свои недостатки.
— Не время, — заметил Энгельс. — Сейчас не время их раздувать. Надеюсь, вы меня поняли. Оппортунисты только и ждут расхождений в нашем лагере. — Он подошел к столу, оперся на него руками. — Много останется неразобранного, нерасшифрованного, — сказал с грустью.
— Вы о чем, Генерал?
— О том, что приближается конец. Горько об этом говорить, но мы реалисты, не будем тешить себя розовыми мечтами. Каждому на этом свете отведено свое время. И по тому, кто как заполнил это время, будут судить о нас потомки.