- Себастиан, - пробормотала я вслух.
Слишком положительный, насквозь дружелюбный и учтивый — назвать женщину из простых «леди»! Я слишком хорошо видела искусственность его поведения, потому что сама иногда примеряла на себя такой образ.
Чтобы обмануть человека, нужно оказаться чуть умнее его. Чтобы обмануть толпу, ум вовсе необязателен. Главное — говорить то, что люди хотят слышать. Это понимание дорого мне далось, ведь и я на это повелась однажды.
Тряхнув головой, я отогнала сумрачное настроение — безумно хотелось спать в тепле и чистоте, готовить еду на собственной кухне и наслаждаться растущими посадками. Вооружившись энтузиазмом, я принялась за работу.
Ничто не выгоняет мысли, тревоги и дурные воспоминания так, как тяжелый физический труд. Я напрочь забыла про подозрительного аристократа на ближайшие несколько дней, трудолюбием и усердием успев заработать уважение соседей.
И еще я напрочь забыла про особенность своего вида — усталость подтачивает самоконтроль, что может привести к срыву. Одумалась я, когда глаза покраснели, руки начали мелко дрожать, и во рту воцарилась пустыня, жажду которой могла утолить лишь свежая кровь. Меня охватила безумная злость на собственные легкомыслие и безрассудность. Ощущение, что все рассыпалось прахом прямо из рук, все, к чему бы я не прикоснулась.
Я прилегла на свежем воздухе во дворе в полдень, силясь утихомирить гулкое и быстрое сердцебиение. Крапинка равнодушно щипала траву, солнце припекало меня сверху, а от земли шел холод и влажный запах.
- Устала наконец? - на пороге появилась женщина средних лет, полнокровная и круглолицая.
- Да, есть такое, - мысленно застонав. Как же невовремя!
- Ну вот и славненько, а то к тебе подойти было страшно, такая занятая, сосредоточенная, - защебетала она. - Меня Бетси зовут.
- Сильванна, - я все же поднялась с земли, отряхнув подол платья. - Приятно познакомиться.
Бетси улыбнулась во весь рот. Любопытным взглядом она бегло оценила дом, дворик, проделанную работу и затараторила:
- Ну надо же, прям не узнать теперь! Какая ты молодец, хозяйственная, даже крышу сама починила, да еще и так быстро!
Словесный понос грозился продолжаться бесконечно, поэтому, когда Бетси взяла паузу для вдоха, я вклинилась:
- Хорошо, что ты зашла. Можешь представить меня соседям? А то мне самой неловко стучаться.
В этот момент для Бетси я стала душкой. С детским восторгом в глазах она закивала с пугающей скоростью и, подхватив меня под руку, едва ли не волоком потащила в дом напротив.
Простая, добрая и наивная женщина, причем настолько, что могла запросто зайти в комнату молодоженов без стука и, будучи выдворенной, еще долго обижаться и задаваться вопросом: «А что такого? Я им пирожки принесла.» Как же бесит, право слово.
Именно в таком стиле она представила меня соседям, бесцеремонно отрывая их от забот. Впрочем, те давно хотели перекинуться со мной парой слов, а потому не сильно досадовали и с готовностью отвечали на мои вопросы.
День превратился в пытку. Я судорожно запоминала имена, улыбалась, удерживала в памяти легенду, отвечала на расспросы фермеров и в промежутках между этим с трудом поддерживала междометиями монолог Бетси, с видом заговорщицы пересказывающей мне последние сплетни. Эта информация была важна, но ее количество вызывало головную боль и желание упасть в обморок.
Отдых сорвался, мое состояние ухудшилось. Зато я сделала еще один шаг к посвящению в «свои», разжилась ненужными фермерам и необходимыми мне инструментами, утварью и вещами. Слабое утешение, но хоть что-то.
Солнце грозилось уйти за макушки деревьев, когда я возвращалась домой, вконец обессиленная и нагруженная вещами. О работе речи идти не могло, и я легла спать, зная, что теперь соседи будут следить за мной не столь бдительно, как раньше. Значит, ночью я смогу выйти на охоту, хотя просыпаться и вовсе не хотелось.
Глубокой ночью меня разбудила жажда. Я бесшумно поднялась, через щели в ставнях проверила, крепок ли сон соседей, взяла с собой холщовый мешок и вышла к лесу, быстрым шагом минув опушку. После долгого перерыва в тайных похождениях мне оказалось непросто справиться с волнением, мое дыхание казалось чудовищно громким, а хруст хвороста под ногами раскатами грома.