Элиза указала на противоположную стену, максимально далеко от ванной комнаты. Когда оба посетителя отвернулись, она быстро бросила взгляд на дверь ванной и чуть заметно кивнула. Сигнал. Беги. Сейчас.
Мартин понял намек. Пока Вероника и ее коллега были отвлечены, он осторожно выскользнул из ванной и на цыпочках направился к выходу из палаты. Каждый шаг казался громом. Каждый вдох — ураганом. В дверях он бросил последний взгляд на Элизу — она подмигнула ему, продолжая изображать боль. В этом подмигивании было столько всего — понимание, сочувствие, заговорщическая солидарность. И что-то еще. Узнавание?
Оказавшись в коридоре, Мартин быстро, но не привлекая внимания, пошел к лестнице, избегая лифтов. Камеры наблюдения фиксировали его движение. Но он надеялся, что в суматохе вечерней смены никто не обратит внимания на еще одного посетителя. Сердце колотилось как сумасшедшее. Он едва не попался! И кто знает, что бы с ним сделали, обнаружив его в поисках информации о «деструктуризации». Ускорили бы его таймер? Обнулили? Применили протокол Омега прямо на месте?
Спустившись по лестнице, он вышел через боковой вход и скрылся в вечерних сумерках. Город встретил его привычным шумом — машины, люди, жизнь. Нормальная жизнь нормальных людей, не подозревающих о таймерах и промтах. Только отойдя на безопасное расстояние, он позволил себе перевести дух.
Что же он узнал? «Клиент» действительно был пациентом больницы. У него был такой же браслет, как у сотрудников Центра, с красными цифрами на дисплее. Дорсет видел приближение конца. Считал последние секунды. Вчера ночью произошел какой-то «инцидент», после которого пациент исчез, а на его месте оказалась Элиза. Совпадение? Или больница — это конвейер, где умирающие «реалы» заменяются умирающими «копиями»? И Центр очень обеспокоен возможными «артефактами» и «резонансом». Мертвый таймер может заразить живые. Истина распространяется как вирус.
А еще он познакомился с Элизой — странной девушкой с терминальным раком, которая без лишних вопросов помогла ему избежать разоблачения. Почему? Простая человеческая доброта или что-то еще? Она узнала в нем родственную душу? Другого умирающего? Или другого ищущего истину?
Мартин вспомнил ее лицо — бледное, с веснушками, но с живыми, умными глазами. Несмотря на болезнь, в ней чувствовалась какая-то внутренняя сила, какое-то упрямое жизнелюбие. Или это было нечто иное? Осознание того, что терять уже нечего? Свобода умирающего?
Он достал коммуникатор и отправил Кайрену закодированное сообщение: «Все в порядке. Возвращаюсь домой. Нашел что-то интересное». Ложь. Ничего не было в порядке. Но он не мог объяснить это в сообщении.
Затем, после небольшого размышления, отправил еще одно сообщение: «Нужно узнать все о пациенте по имени Дорсет из городской больницы, сектор Д3». И о Элизе Кортин. Кто она? Почему помогла? И почему её имя кажется знакомым?
Мартин шел по вечернему городу, погруженный в мысли. Он нарушил протокол Центра, проник в больницу под ложным предлогом, едва избежал обнаружения. С каждым шагом он все глубже погружался в кроличью нору загадок и опасностей. И с каждым шагом его невидимый таймер отсчитывал секунды. 152:44:09… 152:44:08…
Но теперь он не мог остановиться. Что-то происходило в этом городе, под покровом обычной реальности. Что-то связанное с «промтами», «таймерами», «синхронизацией» и «деструктуризацией». Что-то, связанное с катастрофой двадцатилетней давности и переписанной реальностью. И он намеревался выяснить, что именно, какой бы ценой это ни далось. Даже ценой собственной когерентности.
Перед глазами стояло лицо Элизы, подмигивающей ему в момент побега. В этом подмигивании был вызов. Приглашение. Обещание ответов. «Нужно будет еще раз навестить её», — решил Мартин. — «Возможно, она знает больше, чем показывает». Возможно, она знает, как умереть человеком в мире копий.
Завтра ему предстоял очередной день в Центре, где он должен был делать вид, что ничего не произошло. Играть роль прилежного ученика, пока тайно собирает кусочки головоломки. Носить маску нормальности, пока его истинное лицо медленно проступает сквозь трещины.
Игра становилась опасной, но впервые за долгое время Мартин чувствовал себя по-настоящему живым. Парадокс — приближение к смерти делало его более живым, чем годы безопасного существования.
В отражении витрины он на мгновение увидел свое запястье. Красные цифры пульсировали в стекле: 152:41:33.
Время утекало.