— Доброе утро, доктор Шах, — Мартин постарался, чтобы его голос звучал нормально. Нормально — что это значит в мире, где нормальность поддерживается принудительными обновлениями личности? — Чем мы будем заниматься сегодня?
— Сегодня особый день, — доктор Шах жестом пригласила его следовать за ней. Жест был слишком плавным, словно отрепетированным тысячи раз. — Доктор Норрингтон считает, что вы готовы к наблюдению за процедурой синхронизации. Полноценной, не тренировочной. Считает — или его алгоритмы рассчитали оптимальное время для следующего этапа вашей… интеграции?
Мартин почувствовал, как участился пульс. Наконец-то он увидит, что именно скрывается за этим загадочным термином. Увидит процесс переписывания человека. Станет свидетелем убийства личности и рождения её копии.
— Я… польщен таким доверием, — сказал он осторожно. — Но разве для этого не требуется более высокий уровень допуска?
— Обычно да, — кивнула доктор Шах. — Но мы решили ускорить ваше продвижение. Ускорить. Интересный выбор слова. Словно время поджимало. Чье время — её, его или всей системы? Ваши результаты за первые дни впечатляют, господин Ливерс. «Эмпатус» оказался даже эффективнее, чем мы рассчитывали. Вы создали идеальный инструмент для выявления отклонений, даже не подозревая об этом. А после вчерашних событий в секторе Д3 нам требуется каждый компетентный аналитик.
Они вошли в лифт, но доктор Шах нажала кнопку не десятого этажа, где находился аналитический отдел, а восьмого — операционного уровня, доступ к которому у Мартина отсутствовал. Восьмой этаж. Ближе к фундаменту здания. Ближе к корням системы. Ближе к правде?
— Восьмой этаж разделен на три сектора, — пояснила доктор Шах, пока лифт спускался. Её голос эхом отражался от зеркальных стен, создавая эффект множественности. — Сектор А — подготовительный, где клиентов готовят к синхронизации. Усыпляют бдительность. Подавляют волю. Делают податливыми. Сектор B — операционный, где непосредственно проводится процедура. Где убивают одного и рождают другого. Где ложь становится правдой. Сектор С — восстановительный, для постпроцедурной адаптации. Где новорожденные учатся быть теми, кем никогда не были.
Лифт остановился, и двери открылись. В отличие от стерильно-белых коридоров верхних этажей, здесь стены были окрашены в мягкий голубой цвет, а освещение было приглушенным и теплым. Психология цвета. Голубой успокаивает, снижает тревожность. Идеальный фон для процедур, которые в другой обстановке вызвали бы панику.
Но Мартин заметил детали, которые нарушали эту искусственную безмятежность. Едва заметные царапины на стенах — следы чьих-то ногтей? Темные пятна на полу, тщательно оттертые, но не до конца. И запах — под ароматом дезинфекции скрывалось что-то органическое, первобытное. Запах страха.
— Мы направляемся в наблюдательную комнату сектора B, — продолжила доктор Шах. — Оттуда вы сможете наблюдать за процедурой, не вмешиваясь в процесс. Не рискуя заражением. Не подвергаясь воздействию того, что может пошатнуть вашу собственную когерентность.
Они прошли по коридору, миновав несколько дверей с электронными замками. На одной из дверей Мартин заметил свежие вмятины — словно кто-то бился в неё изнутри. Или снаружи? Навстречу им попадались сотрудники в белых и голубых халатах, все с браслетами на запястьях, все сосредоточенные и серьезные. У одного из них — молодого мужчины с азиатскими чертами — дисплей мигал красным: 01:42:19. Меньше двух часов. Но он продолжал работать, словно не замечая приближения конца.
Наконец доктор Шах остановилась у двери с надписью «B-7» и приложила свой браслет к сканеру. Сканер на мгновение засветился красным, затем зеленым. Проверка уровня когерентности? Подтверждение права на существование? Дверь бесшумно открылась.
Комната оказалась небольшой, с несколькими креслами, терминалами и большим односторонним стеклом, за которым располагалось просторное помещение, напоминающее операционную. Но это была не операционная в медицинском смысле. Это была мастерская по ремонту душ. Цех по перепрошивке личностей. В центре стояло нечто, похожее на медицинское кресло, окруженное сложной аппаратурой. Кресло было покрыто странными символами — не украшениями, а функциональными элементами. Мартин узнал некоторые из них — те же символы рисовала Сара Чен в своем досье. Вокруг кресла суетилось несколько человек в голубых халатах.