— Мартин, нам по 25 лет. Двадцать лет назад нам было по пять, — напомнил Кайрен. — И я точно помню, что ни о каком «Великом Кризисе» никогда не слышал ни в школе, ни в университете. Мои родители никогда не упоминали ничего подобного. В семейных альбомах — обычные фотографии обычной жизни. Это была обычная эпоха со своими проблемами, но ничего апокалиптического.
Они замолчали, осознавая импликации этого несоответствия. Чья память была настоящей? Или обе были ложными? Либо доктор Шах лгала о прошлом, либо… либо их собственные воспоминания о нем были неполными или измененными.
— Есть еще кое-что, — сказал Кайрен после паузы. Голос звучал так, словно он боялся продолжать. — Зои нашла упоминание о последней работе Дорсета. Он якобы собрал доказательства о существовании двух типов людей в современном обществе — «реалов» и «копий».
— Реалов и копий? — переспросил Мартин. Слова эхом отозвались в его сознании. Словно он уже слышал их раньше. Во сне? В забытом разговоре? В стертых воспоминаниях?
— По его теории, «реалы» — это настоящие люди, выжившие после того таинственного события двадцать лет назад. Оригиналы. Подлинники. Те немногие, кто уцелел. А «копии» — это искусственно созданные существа, заменившие погибших людей, с загруженными промтами, которые делают их неотличимыми от оригиналов. Биологические машины с иллюзией души. Марионетки, верящие в свою самостоятельность.
Мартин почувствовал, как по спине пробежал холодок:
— Это звучит совсем безумно. Но разве не всякая истина кажется безумием для тех, кто живет во лжи?
— Еще бы, — согласился Кайрен. — И все же… после того, что ты рассказал о Центре, о таймерах, о синхронизации… это безумие начинает казаться не таким уж безумным, верно? Начинает казаться единственным логичным объяснением всему происходящему.
Мартин не ответил. Не мог ответить. Потому что в глубине души уже знал — это правда. Чувствовал каждой клеткой своего тела. Или того, что он считал своим телом. Он вспомнил слова доктора Шах: «Наши технологии помогли предотвратить полный коллапс цивилизации». Что, если под «полным коллапсом» она имела в виду не просто социальный хаос, а фактическое вымирание человечества? И что, если Центр действительно нашел способ… заменить погибших?
Абсурдная мысль. И все же… И все же она объясняла всё. Таймеры. Синхронизацию. Архив промтов. Страх перед «дестабилизацией». Это был не контроль над людьми. Это было поддержание иллюзии их существования.
— Мне нужно узнать больше, — сказал он решительно. — И я знаю, где можно найти информацию. В архиве. В сердце лжи. В последнем хранилище правды.
— В Центре? — Кайрен выглядел обеспокоенным. Больше чем обеспокоенным — испуганным. За друга. За себя. За рушащийся мир. — Это слишком опасно, Мартин. Если они узнают, что ты копаешься в их секретах…
— Не только в Центре, — покачал головой Мартин. — Думаю, мне стоит еще раз навестить Элизу, девушку, которая заняла палату Дорсета. Возможно, она что-то видела или слышала в ночь инцидента. Или знает больше, чем показывает. В ней есть что-то… что-то, что выходит за рамки умирающей пациентки.
— Мартин, — Кайрен положил руку на плечо друга, и Мартин почувствовал, что рука дрожит, — будь осторожен. Пожалуйста. Если все это правда… ты играешь с огнем. С огнем, который уже сжег мир однажды.
— Я знаю, — Мартин слабо улыбнулся. Улыбка вышла кривой, больше похожей на гримасу. — Но я должен выяснить правду. Ради Дорсета. Ради всех, кто может стать следующим «клиентом» Центра. Ради самого себя. Пока еще есть «я», способное искать истину.
Они договорились о следующей встрече и разошлись в разных направлениях, чтобы не привлекать внимания. Параноидальная предосторожность в параноидальном мире. Мартин направился к больнице, чувствуя странную смесь страха, возбуждения и решимости. И еще — ощущение приближающегося конца. Или начала. 139:45:33… 139:45:32…
Он знал, что переступает черту, что становится похожим на тех «нестабильных клиентов», которых Центр так старательно «синхронизирует». Но теперь, когда он начал видеть трещины в фасаде реальности, остановиться было невозможно. Падение в кроличью нору не знает точки возврата. Можно только падать глубже, надеясь найти дно прежде, чем разобьешься.
Вечерние часы посещений в больнице заканчивались в 20:00. Мартин прибыл в 19:30, снова с небольшим букетом цветов в качестве прикрытия. Другие цветы — белые лилии. Цветы смерти и возрождения. Подсознательный выбор или осознанный символ? На этот раз он уже точно знал, куда идти — третий этаж, терапевтическое отделение, шестнадцатая палата.