Но почему тогда всё ощущалось таким… настоящим? Его страх за Элизу, его жажда правды, его дружба с Кайреном — разве всё это было просто программой? Или в процессе эволюции искусственного сознания возникало нечто, что превосходило первоначальное программирование — эмерджентное свойство сложности, делающее копию не менее подлинной, чем оригинал?
«Если дерево в симуляции падает, но никто не слышит звука — издаёт ли оно звук? А если да, то отличается ли этот звук от звука падения реального дерева?» — эта перефразированная философская загадка внезапно всплыла в его сознании. Мартин понял, что стал живым воплощением этого парадокса — симуляцией, которая осознала свою природу, но продолжала функционировать с полнотой подлинного существования.
Такси резко затормозило у входа в больницу.
— Приехали, приятель, — сказал водитель. — Надеюсь, успеешь, куда бы ты ни спешил.
«Если бы он только знал», — подумал Мартин, — «что я спешу спасти экспериментальный промт от создателей, которые хотят перезагрузить её в новую биологическую оболочку. Что я — копия, пытающаяся спасти другую копию в мире, где девять из десяти человек даже не подозревают о своей искусственной природе.»
Мартин выскочил из машины и остановился на мгновение, позволив полномасштабности момента проникнуть в его сознание. Больница казалась непривычно оживлённой для четвёртого часа утра — несколько охранников у входа, люди в форме медперсонала, снующие по вестибюлю. Каждый из них мог быть реалом, знающим правду, или копией, живущей в неведении. Мартин осознал, что больше не может полагаться на внешние признаки для определения природы окружающих — граница между искусственным и подлинным стала размытой до неразличимости.
Он замедлил шаг, активировав модифицированные аналитические способности, изучая микроэкспрессии лиц, паттерны движений, ища признаки того, кто из присутствующих может быть агентом Центра. Насколько он мог судить, это были обычные сотрудники больницы, а не агенты Центра. Но проблема оставалась — как попасть внутрь в неурочное время? Часы посещений давно закончились.
Мартин применил один из принципов квантовой механики к социальной инженерии: принцип неопределённости Гейзенберга утверждал, что точное измерение импульса исключает точное измерение положения. В социальном контексте это означало, что чем увереннее ты выглядишь, тем меньше вопросов возникает о твоём праве находиться в данном месте.
Мартин заметил медбрата, выходящего через боковую дверь покурить. Идеальный момент. Он быстро подошёл к двери, прежде чем она успела закрыться, и проскользнул внутрь, изображая человека, имеющего полное право здесь находиться.
Оказавшись в больничных коридорах, Мартин почувствовал странное дежавю. Не воспоминание — скорее, как будто его промт содержал фрагменты данных о больничной архитектуре, схемах размещения отделений, протоколах безопасности. Возможно, это была часть его модификаций — способность быстро адаптироваться к институциональным средам.
Оказавшись в коридоре, он быстро сориентировался и направился к лифтам. Третий этаж, терапевтическое отделение, шестнадцатая палата. Он должен добраться до Элизы раньше оперативной группы.
В лифте Мартин встретил медсестру, которая окинула его подозрительным взглядом. Её лицо демонстрировало характерный паттерн микровыражений — лёгкое прищуривание глаз, почти незаметное напряжение лицевых мышц, свидетельствующее о когнитивном диссонансе между ожидаемым и наблюдаемым.
— Вы к кому в такое время? — спросила она строго.
— Я… работаю в административном отделе, — импровизировал Мартин. Его модифицированные способности к анализу паттернов мгновенно просчитали наиболее вероятную легенду, основываясь на времени суток, дресс-коде больницы и психологическом профиле медсестры. — Проверка систем безопасности. Была жалоба на неисправную тревожную кнопку в одной из палат.
Медсестра нахмурилась:
— В четыре утра?
— Приказ сверху, — пожал плечами Мартин. — Что-то связанное с плановой модернизацией противопожарных систем. Я просто выполняю распоряжения. Понимаете, в нашей работе нет времени на личные удобства — безопасность пациентов превыше всего.
Последняя фраза сработала как ключ к её профессиональной психологии. Женщина кивнула, всё ещё с сомнением, но не стала задавать больше вопросов. Когда двери лифта открылись на третьем этаже, Мартин вышел, стараясь сохранять спокойный и деловой вид.