Проснулся Александр от непонятного звука. Как будто что-то мягкое и в то же время упругое уронили на пол. Не шевелясь и не изменяя ритма дыхания, он слегка приоткрыл глаза, провел взглядом по двери (закрыта), затем по комнате — и тут же нашел источник своего беспокойства. Размыто-серая тень неслышно двигалась по полу, пересекая комнату по диагонали, время от времени замирая и прислушиваясь. Кот Васька проинспектировал платяной шкаф, убедился, что он все так же закрыт, посидел перед дверками и недовольно подергал хвостом, после чего нацелился своим усатым локатором на стоящие у кровати войлочные тапки.
"Да что за жизнь такая! То петух горластый, то кошак-зассанец вместо будильника. Но петух хотя бы обувь не трогал!"
Стоило князю пошевелиться, как хвостатый пришелец тут же застыл на месте. А встретившись взглядом с человеком, и вовсе развернулся на месте и вальяжно зашагал в обратном направлении, курсом на вентиляционное отверстие под потолком. Прозвучавший шорох ускорил его шаги, а прилетевший по загривку тапок и вовсе придал всем его движениям невыразимую ловкость и грациозность — такую, что уже через секунду его не стало видно. А через две и слышно. Как бы то ни было, рассвет нового дня Александр встретил хмурым и не выспавшимся, с мыслями о показательном расстреле нарушителей его ночного отдыха. Настроение слегка поправил визит в баню и вкусный завтрак в виде пшеничных оладьев со сметаной и медом. В плюс пошло и прибытие новых сапог, в комплекте с билетом на вечерний поезд (инициатива Савватея в этом вопросе оказалась очень кстати).
— Вот, Александр Яковлевич, сделали в самом лучшем виде!
Обновка действительно оказалась неплохой. А учитывая тот факт, что никаких примерок не было, и мастер изваял обувку менее чем за сутки — вообще отличной, являясь настоящим шедевром сапогостроения. Нигде не жало, ни хлябало, и вообще они на ногах сидели как родные, обещая своему владельцу привычный уровень комфорта. Посидев еще немного за столом, гость отправился к себе в комнату, одеваться да собираться в путь-дорогу. Собственно, и собирать ему было особо нечего, да и одевать тоже — выбор был между цивильной одеждой, более уместной в большом городе, и формой офицера-пограничника, удобной как раз для путешествий по сельской местности.
***
Утро любой деревенской женщины начинается очень рано, самое позднее в полпятого утра: подоить корову, задать ей и прочей мелкой живности корму, приготовить еду на все семейство. Да мало ли работы у хорошей хозяйки? А в этот день Марыся встала еще раньше, так как ее муж отправлялся в Грязовец. Вспомнив, из-за чего, а вернее даже из-за кого он вынужден тащиться по морозу в уездный город, хозяйка вздохнула и поискала взглядом мелкого паршивца. Так неудобно получилось! Хорошо хоть, что его сиятельство не рассердился, как того следовало ожидать — видимо потому, что Ульянка у него в любимицах ходит.
— У, поганец этакий!
Как по заказу, появился и сам виновник, при виде хозяйки моментально замурлыкавший. Весь в ожидании законной мисочки молока, ага. Вот только в этот раз вместо молока ему прилетело кухонной тряпкой, по наглой полосатой морде. Одновременно с пожеланием-приказом, заняться мышами в подполе — а то они совсем страх божий потеряли, не видя кота целыми месяцами. С рассветом вниз спустился хмурый князь, вежливо поздоровался, попросил кувшинчик сладкого ржаного кваса и на час исчез в основательно протопленной еще с вечера бане. Вернулся уже не таким сердитым, ополовинил горку свежей выпечки, и вроде начал отходить от дурного настроения — Марыся нет-нет да и поглядывала на его лицо самым краешком глаз. Увидев, что вроде бы момент вполне подходящий, хозяйка решилась попытать счастья, задав вопрос насчет дочки. Точнее, насчет ее будущей учебы — муж-то на все вопросы только отмахивался да говорил, что и сам толком ничего не знает.
— Лет до шестнадцати в подходящем ей пансионе поучится. Не понравится, я ей домашних учителей найду. Ну а потом как захочет — или на художницу, или еще на кого. Или сразу замуж, если жених подходящий найдется.
Такой жизненный путь дочери, у Марыси вызвал полное и безоговорочное одобрение. К ее большому сожалению, еще поговорить на такую интересную тему (будущее своего ребенка для любой матери на одном из первых мест, уступая разве что его же здоровью) хозяйке не удалось — за окном забрехал и засуетился здоровенный лохматый кобель. Не просто так, конечно, а приветствуя тем самым вернувшегося из недолгой командировки Савватея. Кормильца и поильца, да и вообще подателя практически всех благ, какие только полагались добросовестному охраннику хозяйского добра. Кстати, насчет добросовестности — хозяйка, спеша встретить супруга, как-то совсем некстати вспомнила, что их дворовой пес ни единого раза не попытался цапнуть гостя. Который, между прочим, совсем недавно на пути в баню как-то мимоходом погладил его лобастую голову, совершенно не убоявшись немаленьких клыков. И назвал его при этом не Шариком, а непонятным Шаробаном.
— А ну, пошел к себе! Кому говорю?!
Сигнализация и передвижной капкан в одном флаконе (а по мнению Вожиной, вдобавок еще и ненасытная утроба) тут же слегка поджала хвост и перестала весело облаивать гнедого жеребца, запряженного в сани. Гостинцев в этот раз глава семейства не привез, зато сам быстро обернулся — чем не подарок для жены с дочкой? Заведя свое роскошное средство передвижения на подворье, муж глянул по сторонам и первым же делом облапал свою благоверную. Увернулся от шутливого подзатыльника и клюнул-поцеловал холодными губами, попутно осведомившись, как там гость дорогой?
— Тебя ждет, выпечку пробует.
— А Улька где?
— Да она еще спозаранку к подружкам убежала.
Но увы, сведения оказались частично устаревшими — к тому моменту, когда чета Вожиных вернулась в свой дом, его сиятельство так основательно распробовал оладьи, что их почти что и не осталось. Так что он просто отдыхал от трудового подвига за столом, допивал оставшийся в кружке чай и время от времени с непонятной задумчивостью поглядывал на кота.
— Александр Яковлевич, может еще наготовить?
— Да ну что вы, я и то, что было, еле-еле одолел. Так что благодарствую за угощение, теперь, пожалуй, до самого ужина не проголодаюсь.
Надо сказать, еще с Олькуша Марыся изрядно терялась, слыша от своего гостя столь вежливое обращение. Кто он и кто она! Вельможный князь, офицер в немалых чинах, богатый настолько, что у нее просто воображение отказывало — и разговаривает с ней исключительно на вы. Ну, или когда особенно в настроении, заменяет более теплым — хозяюшка.
Подхватив на руки привезенную мужем обновку, гость покрутил в руке левый сапог, покосился на греющегося на печке кота и удалился на второй этаж, собираться и готовиться к отъезду. А оставшиеся наедине супруги занялись делом: он усердно заработал ложкой, а она сидела напротив и с легкой улыбкой глядела за тем, как ест ее мужчина… До той самой поры, пока с улица не донесся басовитый лай Шарика. Вышла посмотреть, кто там пожаловал — и почувствовала, как по сердцу прошелся легкий холодок затаенного страха. За калиткой обнаружился староста, но не он был причиной испуга — в двух шагах от общинного головы на утоптанном снегу стоял сам становой пристав, важно и в то же время с интересом рассматривающий двухэтажную резиденцию Вожиных.
— Чего стоишь, уйми псину! Не видишь, что ли, на кого лает?
В селе и появление простого полицейского урядника уже было событием тревожным, а тут такой чин пожаловал! Дождавшись, пока собачий голос утихнет, Прокофий Афанасьевич напористо поинтересовался:
— Савватей-то нынче дома? Ну так чего замерла как неживая, веди давай.
Муж при виде станового пристава хотя дрогнул лицом, но суетиться не стал, да и вообще проявил непривычное для чиновного гостя спокойствие, тем самым немало его удивив. Да и не только его — староста нет-нет, да и поглядывал с недоумением на осмелевшего непонятно с чего сельчанина.
— Вожин Савватей?