– Откуда освободить?
– Из капкана.
– О-о-о-о! – затянул вдруг Сохатый неожиданно категорично и зачастил очень нудно: – Не-не-не! Не-не-не! Даже-даже…
– Да че ты испугался?
– Да к чему мне неприятности эти?! Капканы чужие тем более… Не-не. – И он отвернулся, помолчал и, продолжая сопеть, сказал прежним тоном: – Ты давай-ка стрельни оттудова… Ровно ли бороздка легла?
– Да мои капканы! – выпалил Федя. – Мои! Погнали!
– Той-той-той… – вдруг с невыносимой уже основательностью остановил Федю Сохатый. – Какие такие твои? – допросно попер, не отрываясь осинового бока: – Ты кто такой?
– Я Федор… – «И зачем я ему рассказываю?» – в отчаянии думал Федя. Но чутье говорило, что тянуть нельзя.
– Той-той. Той… – замер Сохатый, вперясь в осину.
– От те и «той». Хоть голодный, хоть сытой. Я – Федор. Да! Я превратился в соболя, – выпалил он, краем глаза и ушами исследуя, слышит ли кто его слова. Наверняка какая-нибудь кедровка притихла и замирает от восторга и предвкушения…
– Той-той-той, – еще раз обойдя осину и еще внимательнее вперясь ей в бок, сказал Сохатый. – Смэ как ровненько. Лыска должна быть ровно восемь милли́метров. Тогда такую осину хоть куда… Ну-ка, стрельни. Давай-ка отскачи туда… Я вообще люблю, когда все по путю.
– Да какие милли́метры, там Черная Лапка гибнет! – крикнул Федя и добавил отчетливо: – Ты можешь туда подойти и на эту пружину наступить? Я с тобой рассчитаюсь.
– Той-той-той… Значит, как под пулю не попасть. Да? – совсем замедлил речь Лосяра. – А мне на кой, если Хведора-то нет теперь! Ну? Мне че его пули-то? – И вдруг посмотрел на соболя и зычнейше фыркнул: – А?! – Да так, что Федя подскочил. Лось был огромен и нависал, как буровая, на бесконечных своих ногах.
– Я тебе расскажу, как мой брат Гурьян ходит, как его собака работает и где стоять лучше – куда он вообще не ходит. Вообще! И про Перевального. И скажу даже, когда он весной на участок ездит.
– Той-той-той. Давай так. Превратился в соболя, да? А он где тогда? Соболь? Где он есть? А? – снова рявкнул Сохатый. – Соболь был? Был. А теперь ты́ вместо него. Ты его что – из шкуры выжил? Х-хе… Я че – не понимаю? Значит, он где-то бегать должен? Без шубы. Так? Или, может, его спецом под тебя сделали? Соболя? – и успокоенно подытожил, пристально пялясь в новую риску: – …Вот это меня волнует. Я люблю, чтоб все досконально было. Смотри, какой бок!
– Да леший его разберет! С шубой, без шубы! – кричал уже Федя. – Давай потом. Давай ты освободишь Черную Лапку. А там поговорим.
– Да не вопрос, – сказал Лось, и Федя с облегчением вздохнул, а Лось добавил:
– Только сейчас мне с осиной разобраться надо. Давай после обеда. Завтра.
– Какой после обеда!!! Она погибнет же!
– Той-той-той, – снова затянул Лосяра отсутствующе и совсем приблизившись к осине.
– Кстати, у тебя рога отличные, – уже от безысходности бросил закидушку Федя.
Лось самодовольно хмыкнул. Мол, ясно-понятно. А Федя спросил честнейше:
– А ты пробовал ими жердушки отрывать?
– Жердушки? – вдруг неожиданно быстро сказал Сохатый и впервые взглянул на Федю.
– Жердушки. Там же капкан на жердушке, его же на пол надо спустить.
Лосяра застыл.
– Надо попробовать, ты же не пробовал. Там, кстати, осины вкусней.
Вдруг Сохатый очень медленно зашевелился и, постепенно наращивая скорость шевеления и перестановки своих ходулин, побрел в сторону Лапки.
Когда пришли, Лапка сидела комочком, онемев от отчаяния. Первый Трехпал подлетел к Феде и сказал:
– Мы тут скумекали: ведь еще и жердушку отдирать надо.
«Вот дятел и есть дятел» – подумал Федя:
– Давай работаем! Лося, смотри Лапку не прищеми. А то знаем тебя… Щас, Лап.
А про себя подумал: «Орясина осиновая».
Дятлы снова подлетели:
– Интересно, возьмет с первого раза? – вякнул Первый.
– Бесполезно, – сказал Желна. – А если и возьмет, то гвоздь останется…
– А те че гвоздь? – бросил Второй.
Сохатый замедленно перетек к жердушке, некоторое время подлаживался рогом, искал угол, упор, и потом как-то неожиданно и быстро рванул так, что она мгновенно отлетела, – только гвоздь скрипнул отрывисто и заскорузло-морозно.
– О, нормально! – обрадовался Лось и мотнул головой: – Еще скрипит ково-то!
– Ну все! Вставай сюда! – крикнул Федя, но Лось уже говорил:
– Теперь крышу, обожди.
Над жердушкой была прибита на тонкий гвоздь рогулька. На ней лежала берестина, завившаяся и обхватившая с двух сторон отростки рогульки. Крыша защищала капкан от снега.
– Да какую крышу? – вскричал Федя.
– Не-е-е, – говорил мечтательно Лось, – хороший инструмент – это полдела. – Мастерство, конечно, тоже… Ну. Какая рогулька крепче? – отрывисто сказал Лось, намекая на свои рога, и, оглядев присутствующих, сломал пополам рогульку. Одна половинка, одинарная, осталась на гвозде.