— Прости. Ты ведь тоже потерял семью. И видел гибель отца. Прости.
Она сидела, обхватив ладонями чашку с кофе. Я понял, что она с трудом сдерживает слёзы и что она из тех, кто не любит плакать на людях. Потому я не пытался утешить ее, чтобы не спровоцировать. Лишь сидел молча и ждал. Через несколько мгновений она снова взглянула на меня:
— Но я не переставала думать об этом. Как это могло произойти? Кто виновен в смерти моего отца? Как мне доказать, что это не было случайностью? Когда я училась в колледже, мне попалась статья про осознанные сновидения. Я изучила всё, что смогла найти по снам и способам внушения. И всё без толку. Но вот я наткнулась на исследования профессора Эшби по парапсихическим возможностям человека. И наткнулась не где-нибудь, а в бумагах отца. Мой отец был психотерапевтом. Я не помнила, чтобы он упоминал имени Эшби, но, возможно, они были знакомы — отец одно время сотрудничал с Шеридан колледжем.
— Всё сходится на этом Эшби. Но у него, похоже, «крыша поехала», — я закусил губу от досады.
— Да, я от него тоже ничего не смогла добиться. Он показался мне странным: как будто он боится, но сам не знает, чего. Скрывает что-то, что сам не помнит. У него, и правда, какой-то сбой в голове — как будто кто-то в ней покопался, или очень сильно напугал его — так что он не может, не хочет или боится вспомнить, — Жасмин задумчиво крутила прядь волос.
— И это всё ты поняла, поговорив с ним? — я озадаченно смотрел на неё. Меня самого хватило лишь на то, чтобы заметить, что с профессором не всё в порядке.
— Наверное, я тоже яблоко от яблони своего отца, — Жасмин улыбнулась.
— И что нам теперь делать? — я сказал «нам», потому что мы оба уткнулись в одну преграду, амнезию профессора Эшби.
— М-м… Но ведь кто-то ещё должен знать. В исследованиях профессора участвовали несколько человек.
— Доктор Марли сказал, что группа распалась после смерти моего отца. И никаких документов не сохранилось. Что, конечно, подозрительно. Полиция вела расследование. Возможно, что-то осталось в их архивах. Только как нам заглянуть в них?
Жасмин пожала плечами:
— У меня нет таких связей.
— У меня тоже. Но я спрошу… у друзей, на всякий случай.
— Если что-то узнаешь…
— Да, конечно, я сообщу тебе.
Вроде бы, нам больше не о чем было говорить, но… я мучительно искал возможность продолжить разговор. Жасмин сделала это за меня:
— Знаешь… мне кажется, если мы выясним, кто виновен в смерти твоих родителей и куда исчез твой брат… это подскажет мне, как и почему умер мой отец. И потому… я хотела бы помочь тебе в поисках.
Мне сразу стало легче:
— Я, пожалуй, не против. Две головы лучше, чем одна.
Жасмин улыбнулась, и я понял, что мне очень нравится её улыбка.
Мы распрощались, обещая друг другу звонить и вскоре встретиться. Странно, но я чувствовал себя уже не таким одиноким. Мне хотелось действовать. Но я не знал, как. Мои ещё недавние будни теперь казались мне какими-то нереальными — словно они были сном. Я спал тринадцать лет. И вот теперь проснулся. Отец… почему ты не рассказал мне ничего? Или своим друзьям? Как бы я хотел поговорить с тобой. Но даже в своих снах я не решался тревожить умерших. Лишь изредка навещал могилу родителей, избегая такой реальности. Я не любил сны; но получается, что жил, как во сне. Да, мне нужно проснуться. Жасмин показалась мне очень реальной. И я знал, какой шаг мне нужно сделать для возвращения к жизни.
II. ВИКТОР. БРАТ МОЙ
Я стоял и смотрел на наш старый дом. Для меня он был словно призрак — призрак прошлого, моего детства и гибели нашей семьи. Я не собирался искать тут какие-то улики и свидетельства — слишком много лет прошло. Мне нужно было увидеть это место, осознать его реальность. И хорошо, что в нём теперь жили разные и чужие люди — дом был наполнен жизнью. Несколько лет он стоял заброшенным. Но когда я понял, что не хочу в него возвращаться, Джеффри выставил его на продажу. Сначала никто не хотел покупать дом — после того, что случилось с нами. Цену пришлось снизить, и в итоге его купили под мини-отель. Есть же любители пощекотать себе нервы. Да и история дома была важна только для местных — для приезжих она ничего не значила: семья, жившая тут до них, была им не знакома и потому безразлична.
Если бы я оказался на месте Анри и сбежал из плена — я бы пришёл сюда: это ведь единственный адрес, связанный с прошлым. Никому из прежних соседей не было известно, где я живу теперь. Джеффри оставил им свой адрес, на всякий случай.
Может, зайти? Но мне не хотелось ни объяснять, кто я, ни прикидываться возможным постояльцем в поисках жилья. Вряд ли Анри решил остановиться здесь. Для него было бы невыносимо.