– Так… – закряхтел он, приближая перстень к глазам, тут он хрипло закашлялся и перстень выпал из его рук под стол – слышно было как он покатился по полу, и завертевшись на месте, остановился в углу. Крякнув, словно самая большая и хриплая утка в мире, ювелир полез под стол.
Следующие несколько минут прошли следующим образом: Алеша, Оля и старец Дубрав с трудом сдерживая себя, чтобы не заткнуть уши от беспрерывной болтовни Карпа, который говорил еще быстрее чем раньше, явно нервничал, руки свои то скрещивал на полном своем животе, то прятал за спиной, весь раскраснелся; а из–под стола раздавалось сопение, урчание, теперь казалось, что не утка, а старый, облезлый пес вынюхивает там что–то.
Наконец раздалось победное сопение:
– Есть, нашел!
И вот вновь уже сидит за столом скрюченный ювелир и разглядывает перстень. Спустя несколько минут напряженного молчания он сказал так, словно приговор прочитал:
– Камень поддельный…
– Он не может быть поддельным – это подарок от человека который… – с жаром начал было Алёша.
– Но это очень хорошая подделка. – дрожащим голосом говорил ювелир, – очень, очень хорошая подделка, потому ваш друг и не заметил… Знаете дам вам за него двадцать… нет… десять рублей.
Карп подскочил к ювелиру, и, несколько не рассчитав своих сил, стал прихлопывать его по спине – ювелир длиннющим своим, острым носом ударялся об поверхность стола. Владелец трактира выговаривал скороговоркой:
– Раз он так говорит, значит, так и есть. Смею вас заверить – это лучший, честнейший ювелир в городе. Уж в чём, в чём, а в драгоценных камнях он понимает толк. Даёт десять рублей и радуйтесь – этого как раз хватит, чтобы оплатить ваш простой…
Алёша понимал, что всё это подстроено; что, пока ювелир ползал под столом, он уже заменил перстень на похожий, но с поддельным камнем, а настоящий – уже убран в его кармане. Если они и не согласятся на сделку, что ж – он унесёт подлинник, оставит подделку, налицо был хитроумный заговор.
Алёша смеялся и плакал одновременно, а с дрожащих его губ срывались слова:
– Теперь я понимаю!.. Этот мир, и мёртвый мир связаны гораздо более, нежели казалось вначале. То, что я вижу или даже и не вижу, но просто прохожу мимо в этом мире, видно и там, в Мёртвом. Вот скелет… тот исполинский скелет – теперь я уверен, что прах того безвестного покоился где–то в лесах, поблизости от Дубграда. Потом – Праздник Большого Полнолуния: здесь два мира переплелись ещё теснее. И, наконец – этот ваш постоялый двор и… тот дворец, весь переплетённый, хаотичный… Слушайте – а вы ж, вы двое, сцепленные в своём заговоре – вы правитель того жалкого мирка?..
– Что он такое говорит?! – испуганно воскликнул Карп, и, видимо забыв, что – это уже подделка, подхватил сильно дрожащей рукой перстень, и намертво сжал его в кулаке. – Я не потерплю, чтобы всякие безумцы…
Но Алёша не дал ему договорить – он сделал ему навстречу, и, видя, как Карп отдёрнулся, сжался, жаждя за чем–нибудь спрятаться – горько усмехнулся:
– Нет – об этом то как раз можете не волноваться – я вас не трону. Лучше волнуйтесь, знайте, что ваша душа и душа этого… ювелира – сейчас в Аду, в Мёртвом мире. Что… что в общем–то нет никакой разницы между углём, и этой драгоценной стекляшкой. Драгоценность этого камня – иллюзия…
– Конечно, иллюзия! – с готовностью подхватил ювелир. – Ведь – это же подделка.
– Да не в этом дело! – с горечью, громко воскликнул Алёша. – Подделка – не подделка… Поймите – в том безумном сообществе, главной целью существования стали камушки, камни, глыбы – им отдаются все силы, помыслы; из них выбиваются безумные, дрянные образы, которые им, однако ж, кажутся произведениями искусства. Но это ж отражение вашего постоялого двора, душ ваших. Вы, несчастные, вертитесь в этом колесе – волнение, жажда приобретения, обмана, из–за этого боль – вон, вы аж дрожите, пот по вас течёт!.. Поймите ж – на этом пути вам никогда не будет успокоения – до самого последнего дня будете вы ткать безумные, хаотичные (потому что природе, гармонии противные) – планы, как бы завладеть какими–то пустыми формами… Поймите–поймите! Там, в Мёртвом мире их окружают бесконечные поля их этих камней сотканные – они их сгребают, громоздят вокруг себя, и почему–то считают, что – это принадлежит им. Они – отверженные, уже мёртвые ваши тени; но вас то окружает мир прекрасный! Море рядом!.. Безумцы – зачем вы заперлись в этих душных клетях, зачем в адском волнении обманом пытаетесь присвоить частицы того уже принадлежащего всем мира?! Всё это ещё большее безумие, чем у тех ваших отражений! У тех и в окружающем нет гармонии – один чёрный ветер… Так вам всего лишь надо отказаться от ваших привязанностей, которые словно якоря вас держат. Откажитесь от обмана – пройдитесь к морю, на звёзды полюбуйтесь… Что ж ухмыляетесь? Безумцем кажусь?.. Ну, объясните тогда, в чём разница во владении этим камушком и звёздным небом. Камушек вы держите в руках и любуетесь им, звёздное небо вы в руках не можете держать, но тоже ведь любуетесь, и мудрость и серебристый свет его чувствуете… Конечно – слово «Владеть» и в том, и в ином случае неверно, никто из нас вообще ничем не может владеть. Это всё.. игра воображения, сон – но при том созерцании, по крайней мере чувствуешь лёгкость, влюблённость; и живёшь по настоящему, и творишь, и растёшь… сквозь это небо.
Тут вновь всё возрастающей болью дал о себе знать медальон. Алёша согнулся, застонал, был подхвачен Олей – она помогла ему дойти до кровати; а ювелир и Карп, которые были зачарованы необычайными для них словами и мыслями, теперь одёрнулись, перебивая друг друга, проговорили:
– Все эти бредовые построения очень легко разбить… Да, да – всё это, ради того только, чтобы вернуть камень себе… Да–да – о собственной корысти позабыл… Именно…
– Ну, довольно. – прервал их Дубрав. – Мы к этому перстню нисколько не привязаны – нам просто понадобились деньги, вот и всё.
– Всё всем требуется. – усмехнулся Карп. – На этом всё и крутится, вертится. – подхватил ювелир.
– У нас нет времени на эти никуда не ведущие споры. Единственное что – есть разница в состоянии лжеца и человека честного. Ежели вы не хотите прислушиваться к совести своей, так что ж – прошу оставить нас…
– Хорошо, хорошо, – прошептал ювелир, положил перстень на стол, ближе к подоконнику и согнувшись в три погибели проскользнул, словно карлик подле старца Дубрава, который выпрямившись в полный рост едва не задевал потолок.
– Не выпускайте их! – проскрежетал, силясь подняться с кровати Алёша. – Они же обманывают, они же настоящий камень уносят…
Бормоча какие–то извинения ювелир прошмыгнул уже к самой двери. Но дверь вдруг распахнулась – ювелир едва успел отскочить, иначе был бы сбит.
На пороге стоял здоровяк, едва ли уступающий в росте Дубраву, но к тому же еще более, нежели старец Дубрав, широкий в плечах, Это был настоящий морской бык. Огромные волосатые руки, кулачищи которые, казалось, предназначались для того только, чтобы проламывать городские ворота при осаде, толстая шея, с ходящим вверх–вниз кадыком; а ноздри свороченного носа шумно сопели. Казалось сейчас он разнесет весь трактир в щепки. Лицо его: нос, небритые щеки и даже лоб, на который спадали свалявшиеся светлые космы давно не мытых волос – все это медленно багровело.
– Капитан Йорг, – промямлил из угла Карп, – тот самый с которым я хотел вас позна…
– А, попался, старый мошенник! – разъяренным быком взревел Йорг и, схватив своей огромной ручищей ювелира, легко, словно пушинку, поднял его под самый потолок, – Слышал я тут, что он тут вам говорил, – грохотал Йорг с заметным акцентом, – перстень значит фальшивый! Ха! У ты, мошенник!
Тут он другой рукой перехватил ювелира за ногу и быстро, так что никто и глазом не успел моргнуть, перевернул его в воздухе, и затряс, рыча при этом:
– Знаю я тебя, старый ты сморчок!
Ювелир жалобно визжал, моля о пощаде, Карп что–то лепетал себе под нос и потихоньку пробирался к двери, старец Дубрав подошел к столу взял положенный там ювелиром перстень, мельком взглянул на него и презрительно сморщившись выкинул в окно.