– Ну уж нет! – намеренно резко отрезал Йорг. – …На всякие нежности сейчас просто нет время – через несколько часов мой корабль отплывает; у меня ещё много дел. Так что, Филипп, давай–ка рассказывай, а отдыхать потом будешь. Ну – ведь Карп этот не отец тебе, так? Ведь у тебя ж лицо тёмное – ты скорее уроженец южных стран…
– Ну… ну… – залепетал Филипп – метнул испуганный взгляд на Карпа, а тот, сам бледный, трясущийся – погрозил ему кулаком.
Йорг перехватил этот жест, и так сильно ногою, что пол затрещал, и, казалось – сейчас провалиться в нижний этаж.
– Ежели не расскажешь – мы через несколько часов уедем, а ты так и останешься здесь…
Тут всё лицо Филиппа задрожало – и, право, нельзя было смотреть на него без содрогания, без жалости, и вдруг совершенно новым, трепещущим от негодования голосом, он воскликнул:
– Эта та пьянь мой отец?!.. Да – помнится как–то он говорил мне, что я, мол, твой отец, да только я этому никогда не верил! Разве я похож на него?!.. Я не знаю, кто я, откуда, кто мои родители, ничего–ничего не знаю; сколько помню себя – всё время жил на этом скотском дворе, и всё время побои, труд до изнеможения, голод… – тут голос его задрожал, он заплакал. – Вы только возьмите меня с собою, а то, после этого он совсем меня… забьёт…
Тут Йорг надвинулся на Карпа, перехватил своей громадной ручищей за шею, и захрипел грозно:
– А ну сознавайся – откуда он у тебя…
– Сынок мой! – испуганно взвизгнул, и ещё больше сжался Карп.
– Ну вот что: я специально на несколько часов отложу отплытие «Чёрного ястреба» – я пойду и выложу городскому судье все те грязные делишки в которых ты замешан, и мне плевать, что кое в чём и я замешан. Так и знай – тебе не владеть этим трактиром…
– Помилуйте…
– Выкладывай!..
– У пир… пир–ратов куп–пил… – толстые губы Карпа задрожали, и вдруг он зарыдал крупными, мутными слезами. – Только помилуйте… помилуйте! Не прижимайте так! Я всё–всё выложу!.. Нужен был работник, вот я и навёл, так сказать, некоторые связи, вышел на их пиратского капитана, а через него…
– Кто родители его?!
– Истинно, истинно не знаю! А Филиппом уж я его назвал. Вы только не слушайте, что он про побои да про голод говорит. Это всё от его злого сердца! Он очень чёрствый, неблагодарный мальчишка. Но я его любил! Да! Очень любил! Холил, кормил!..
Йорг повернулся к Филиппу и повелел:
– А ну–ка подыми рубаху…
Филипп, всхлипывая подчинился. И тут всем открылось, что тело его – кожа да кости; что всё оно покрыто свежими и старыми ссадинами, синяками.
Йорг побагровел и занёс свой громадный кулачище над сжавшимся, жалобно стонущим Карпом. Этот суровый капитан, и впрямь бы ударил, и вышиб бы дух из трактирщика, но вновь вмешалась Оля – подобно солнечной волне окутал Йорга её голос:
– В мире и злобы, и боли хватает. Кому же будет легче ещё от этого? Отпустите этого несчастного человека… Он так беден, слеп…
– Да, да – я очень беден! – жалобно залепетал Карп. – Постояльцы, такие постояльцы!.. Одно разорение…
Йорг медленно опустил кулак, и выдохнул из широченный своей груди целый поток раскалённого гневом воздуха, потом, глядя куда–то поверх Карпа проговорил:
– Посмотри на эту девушку и запомни – только благодаря ей, ты, подленькая душонка, остался сегодня жив. Да, да – посмотри повнимательнее, запомни её. Я уверен – она самое прекрасное, что ты видел…
– Да, да – я очень рад… – вытирая дрожащей рукой со лба пот, пробормотал Карп.
– Филиппа мы забираем с собой.
– Забирайте, забирайте – очень мне нужен этот негод… несчастный мальчик.
– За простой нашей команды ты не получишь ни гроша.
– А?.. То есть как – это ж…
– Иначе к судье!..
– Да, да… О–ох, разорение! О–ох, беда! – с этими восклицаниями Карп выскользнул в коридор.
– Ну вот… – с некоторой усталостью вздохнул Йорг. – Теперь, трусливая душонка, забьётся в какую–нибудь трещину – как таракан, истинно! – и будет там сидеть, дрожать – выждать, когда же мы уплывём… Ладно – перед отплытием «Чёрного Ястреба», у меня ещё много дел, а уж скоро светает…
Йорг уж повернулся, собирался выйти, но вот остановился, положил руку на плечо Ярослава, пророкотал одобрительно:
– А ты показал себя молодцом – заступился за товарища, не испугался боли. Из тебя хороший моряк вышел бы…
– Капитан! – не дослушав его, в сильном волнении воскликнул Ярослав, побледнел, пробормотал. – Вы должны понять – я сейчас так волнуюсь. Сейчас – такой важный момент… А вдруг вы… – он опустил голову, но вот собрался, и уже чётким голосом, глядя прямо в глаза Йорга отчеканил. – Плавать по морю – моя главнейшая, единственная мечта. Ради Моря любимого, оставил я родительский дом… Впрочем – здесь всё лучше изложено…
И Ярослав протянул Йоргу футляр, в котором лежала бумага, прочитанная Дубравом и Вами, ещё в Дубграде. Капитан раскрыл футляр, повертел в руках бумагу, и проговорил в некотором смущении:
– Дело в том что я…
– Давайте я прочитаю. – Дубрав принял из его рук лист и очень выразительным, передающим чувства Ярослава голосом, зачитал те кривые буковки.
– Вот морской дьявол! – воскликнул Йорг, и дружески хлопнул Ярослава по плечу – однако ж не рассчитал сил, и мальчик, не поддержи его Оля, повалился бы на пол. – Дьявол! Дьявол! – восторженно ревел Йорг. – Это ж вылитый я в пятнадцать лет. Беру тебя в команду… И первое твой плавание будет тяжелейшим… – лицо капитана несколько омрачилось. – По видимому, придётся померяться силами со Снежной колдуньей. Ну ничего – ты я, вижу рад?!..
– Рад?! Рад ли я?! Да я… я весь горю!.. А можно я сейчас пойду с вами?! Разве ж я смогу теперь оставаться на месте?!.. Лететь!.. Эх, почему у меня нет крыльев?!..
Ярослав весь сиял, по щекам катились слёзы счастья, вот он порывисто бросился обнимать Филиппа, а тот отшатнулся, и тихо прошептал:
– А как же я?.. Куда я пойду? Что мне делать? Чем жить?.. Я ведь никого–никого здесь не знаю. Но… я всегда мечтал о море! Ах, как бы я хотел взойти на палубу и стать матросом… – и тут неожиданно он пал на колени, и слёзно взмолился. – Пожалуйста, пожалуйста возьмите меня с собою…
– Ну вот – час от часу нелегче! – вздохнул Йорг. – …Ты с коленей то подымись – возьму я тебя юнгой, возьму. Будете два друга – так легче освоитесь. Всё – теперь пойду – итак уже непростительно много времени потерял.
Когда тяжёлые шаги Йорга смолкли в отдалении, Ярослав обратился к Филиппу:
– Эх, что же ты! Нет, право – не понимаю, как ты мог столько выдерживать?! Рядом, может в десяти минутах ходьбы – море, которое ты любишь, а ты годами прозябаешь в этой вонючей дыре, терпишь побои этого сумасброда!.. Я бы в первый же день бежал!.. Нет – ты, право, расскажи, как ты вытерпел?..
– Сам не знаю… Он запугивал меня… Говорил, что, если сбегу – меня очень быстро поймают, вернут к нему, и тогда уж он – всю шкуру спустит!..
– Эх ты – поверил ему! – жалостливо воскликнул Ярослав. – Да где ж такие законы, чтобы вольного человека к мучителю возвращать? У нас же нет рабов!
– Откуда ж я знал…
– Да дело даже и не в том, что ты не знал. Пусть бы даже тебе и грозила расправа – неужели она могла тебя по настоящему испугать? Ради нескольких часов Свободы, единения с Морем и жизни не жалко…
Постепенно завязался разговор. Филипп поведал ещё некоторые подробности мрачного своего существования в трактире, Ярослав рассказал о себе, а потом перешли и на историю Алёши и Оли. Филипп проникся этим – ему ведь только пару раз доводилось слышать чудесные истории, а так – всё ругань да ругань. И он принимал всё это, как чудеснейшую сказку, которая здесь, рядом, до которой можно дотронуться. Слушая, Филипп забывал о собственных горестях и обидах, участвовал в каждом из приключений – глаза его мечтательно пылали; временами он даже перебивал Ярослава – заявлял, чтобы он сделал, в том или ином случае…
Вскоре появился Йорг, на этот он был облачен в весьма нарядный, хоть и без излишеств, темно–зеленый костюм, черные кожаные штаны, и черные скрипящие сапоги, за пояс была заткнут длинный изогнутый клинок, убранный в золоченные ножны. Костюм этот, гораздо лучше, нежели вчерашняя мятая и грязная рубашка, подчеркивал богатырские плечи и торс капитана.