Одной рукой стискивая края плаща на женщине, чтобы не упал, другой Рита сумела повернуть на себе сумку с мелочью, притороченную к набедренным ремням. Быстро нашла пачку влажных, ничем не ароматизированных салфеток и, вынув одну, осторожно принялась оттирать грязь с лица неизвестной. Рука замерла: Рита хмыкнула сама на себя и, вытащив ещё парочку салфеток, протянула их Гамалю. Несколько секунд потратила, чтобы полюбоваться недоумением на лице хромоножки, который от неожиданности (очень уж чистые!) чуть не уронил протянутые ему странные белые тряпочки и чуть не обнюхал (нет, точно обнюхал!) их, но, тем не менее, взялся за ту же работу с лицом сначала отпрянувшей от него и застеснявшейся девочки.
Отвернувшись от него, девушка подумала, что Гамаль довольно молод. Кажется, он ровесник Тэрона. Ну, или тот немного старше. Интересно, что их связывает? Почему Тэрон оказался в целой компании бродяг, которые, по всей видимости, ему доверяют? И почему младший брат правителя не брезгует помогать калеке?
Грязь легко поддавалась белоснежной салфетке, которой, к сожалению, оказалось слишком мало. До прихода женщин-возничих Рита использовала половину пачки. К тому же времени женщина начала выходить из глубокого ступора.
Сначала она перестала раскачиваться, хоть и делала это в последние минуты почти незаметно, потом начала моргать глазами, мутными, ничего не соображающими. Ноги подтянула к груди так медленно, словно боялась, что снова ударит болью. Из плаща показались пальцы, который несмело сжали его края у горла. Рита бесшумно выдохнула: женщина начала ощущать тепло! И, кажется, инстинктивно боялась потерять его. При виде этого движения захотелось реветь от жалости и со злости — и убить кого-нибудь. Хозяина каравана, например.
Только Рита хотела спросить, как её зовут, как замолкла, не издав ни звука. Новый прилив ненависти к Челику: этот гад лишил и женщину, и девочку (Рита оглянулась удостовериться) «толмачей»! Как с ними говорить?
— Ана Маргарита, — прошептали сзади.
Она снова оглянулась.
— У этой девочки нет «толмачей», — шёпотом сообщил Гамаль то, что она уже знала. — Попросите возничего дать на время. Она что-то говорит мне, но я не понимаю.
Он перевёл глаза на девочку, потому что от его шёпота она шевельнулась, жалко полураскрыв рот: поняла, что говорят о ней? Но внимание Риты привлекло другое, и она, стараясь не показать своих чувств, тут же отвела взгляд от кончика ножен для меча, высунувшегося из-под складок плаща хромоножки. А тот, кажется, машинально, даже не глядя, поправил складки, пряча оружие. «Вот ни фига себе… Это у нищего-то… Или… У нищих, которые бродят по свету — это нормально? Им же надо обороняться от тех, кто их может в дороге ограбить? Но с чего грабить именно нищих?»
Это невольное явление оружия у хромоножки вкупе с его машинальным движением — профессиональным движением! — припрятать его мгновенно привело Риту в себя. Не желая оставлять неизвестную женщину (язык не поворачивался даже про себя называть её рабыней) без своей руки, в которую та снова намертво вцепилась уже ожившими, сильными пальцами, Рита вкрутила взгляд в спину возничего, ждавшего женщин, а когда он обернулся, суматошно высматривая, кто его без звука позвал, она спокойно сказала:
— Анакс Мако, дайте, пожалуйста, ваши «толмачи». Я хочу порасспросить этих несчастных женщин, как их зовут и кто они.
Просиявший от почтительного обращения и даже гордый, оттого что запомнили его имя, возничий немедленно снял личные «толмачи» и протянул их Рите. Та передала Гамалю, а у того из ладони поспешно, трясущимися руками забрала их девочка. И — заплакала, да так горько, что хромоножка растерялся и с вопросительным испугом оглянулся на Риту.
— Не плачь, — насколько могла ласково, попросила Рита. — Почему ты плачешь? Тебе больно? Ты голодна? Скажи быстрей — мы поможем тебе.