И она в изнеможении откинулась на подушки. Но не успела принцесса закрыть глаза, как на улице появилось еще несколько человечков. Среди них были уже знакомые нам Ах и Ох, а впереди всех шел незнакомец в фиолетовом костюме и шляпе, похожей на перо. Его костюм был измят и покрыт пятнами, шляпа съехала набок, и было непонятно, каким образом она держится на голове. Незнакомец шел, качаясь из стороны в сторону. Это был Кривой Почерк по прозвищу Кривпоч.
Кривпоч шел и пел такую песню:
После каждого куплета Ах и Ох восторженно повторяли:
— Ах, какая чудесная песенка!
— Ох, какая великолепная музыка!
А сам Кривпоч после каждого куплета кланялся принцессе.
Когда он спел свою песню, принцесса Лень томно улыбнулась и сказала:
— Восхитительно!..
Кривпоч заулыбался и гордо выпятил грудь.
Но вдруг он услышал храп. Тот самый храп, который издавали на все лады Кляксы, спавшие на раскладушке.
— Вот это музыка! — вскричал Кривпоч. — Ничего прекраснее в жизни не слыхал! Ее надо записать на пленку и заводить с утра до вечера!
— Ах, какой ансамбль! — воскликнул Ах.
— Ох, какое исполнение! — поддакнул Ох.
И схватившись за руки, Ах и Ох стали танцевать.
Саша и Алеша стояли с открытыми ртами. Такого танца они не видели никогда.
Сначала Ах и Ох топтались на одном месте, потом они все выше и выше начали вскидывать ноги, а под конец Ах решил перевернуть Оха через голову. Но Ох неудачно перевернулся и со всего размаха упал прямо на раскладушку! От неожиданности и испуга Кляксы завопили и вскочили на ноги, сбросив Оха на землю. Теперь уж завопил Ох, а испуганные Кляксы с удивительной проворностью сложили раскладушку и, толкая коляску с принцессой, умчались прочь.
Глава седьмая,
из которой становится ясно, что хвастовством дела не сделаешь
Кривпоч хотел последовать за принцессой, но неожиданно заметил наших друзей. Он подбоченился и, покачиваясь из стороны в сторону, с важным видом направился к ним.
— Привет, приятели! — насмешливо закричал он Сливе и Знакам. — У вас, я вижу, важное дело? Ха-ха-ха!..
— Здесь у вас приятелей нет! — отрезал Твердый Знак.
— Вы все уяснили? — осведомился Мягкий Знак. Когда было нужно, он умел говорить насмешливо.
— Уяснил, я все уяснил, мой миленький Мяконький Значок, — ответил Кривпоч и вдруг закричал пронзительным голосом: — Да знаете ли вы, с кем говорите?! Я — Почерк!
— Кривой, — вставил Твердый Знак.
— Подумать только, какие мерзкие буквы! Они считают, что если они такие чистенькие и аккуратненькие, то могут оскорблять почтенных граждан!
— Ах, какое безобразие!.. Ох, какое возмутительное безобразие! — запричитали Ах и Ох.
— Ну что за подхалимы! — поразилась Слива.
— А я презираю аккуратность! Я ненавижу чистоту и всех чистюль на свете! Слыхали?! — кричал Кривпоч.
— Пожалуйста, не отвлекайте нас от дела, — сердито сказала Слива.
— Которого вам все равно не понять, — добавил Мягкий Знак.
— Не понять?! Эти жалкие буквы, кичащиеся своей прямотой, смеют утверждать, что мне, Кривому Почерку, не понять их дела! Да я весь этот ничтожный автомобильчик разберу и соберу в две минуты!
— Неужели? — удивилась Слива.
— В самом деле? — спросил Мягкий Знак.
— Ах, так! — зло сказал Твердый Знак. — Пожалуйста! Слива, отойди от “Стрелки”, дай Кривому Почерку исправить мотор.
Слива отступила в сторону, и Кривпоч, усмехаясь, приблизился к машине. Он натянул на руки грязные шелковые перчатки, а нос закрыл платком, смоченным одеколоном, чтобы не чувствовать запаха бензина.
Приготовившись таким образом к работе, Кривпоч свободной рукой потрогал все три колеса по очереди, потом вытянул шею, прищурил один глаз и заглянул в мотор. Но так как в моторе он не понимал ровным счетом ничего, то стал с ученым видом мэкать, хмыкать, экать и мдакать.
— Мммм… — замычал он, — дело… хм… эээ… серьезное… М-да… Хм… очень серьезное… Хм… тут… гм… эээ… требуется… эээ… ремонт… Испорчен… хм… насос… поврежден… ммм… трос… сел… эээ… вентилятор… не крутится… эээ… аккумулятор… М-да… хм… эээ… ммм…
— Ах, конечно, вентилятор, — закивал Ах.
— Ох, разумеется, акку… акку… аккуму… лятор, — закивал Ох.
Наши друзья покатились со смеху.
— Какой-то ут гороховый, — сказал Саша.
— А теперь смотрите! — объявил Твердый Знак.
Он открыл багажник, достал канистру с бензином и заполнил им бензобак. Потом он сел за руль, нажал на педаль стартера, и мотор заработал. Кривпоч открыл рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но не смог произнести ни слова. Может быть, он так бы и стоял с открытым ртом, а наши друзья спокойно уехали, если бы не Мягкий Знак. Он решил посмеяться над Кривпочем и спросил его:
— Скажите, пожалуйста, вы случайно не знаете, где находится мастерская по ремонту насосов, тросов, вентиляторов и аккумуляторов?
От злости Кривпоч сначала посинел, как баклажан, потом пожелтел, как лимон, и, наконец, покрылся фиолетовыми пятнами, похожими на большие чернильные кляксы. Не говоря ни слова, он бросился на Мягкий Знак. Но в тот же миг Саша и Алеша схватили Кривпоча за руки. Ах и Ох громко закричали, а Кривпоч сделал только одно движение и, как угорь, выскользнул из рук Саши и Алеши. Они снова схватили его, но он опять так же ловко вырвался, перебежал на другую сторону улицы и оттуда закричал:
— Ого, чего захотели — справиться со мной! Вы думаете, это так просто? Нет, не так-то просто это сделать! Ведь вы не сумели даже сохранить свои имена, и недаром теперь вас зовут Саа и Алеа! Ха-ха! Это вы довели до болезни букву! А скоро из-за вас заболеют и все остальные! Очень скоро! Уж моя повелительница позаботится об этом! А больная буква скоро умрет, и я с превеликим удовольствием приду на ее похороны! Ха-ха-ха! Дважды два — пять! Трижды три — семь! Четырежды четыре — девяносто четыре!
Твердый Знак не стал дожидаться окончания речи Кривпоча — он дал газ, машина тронулась, и через полминуты Кривпоч и его компания остались далеко позади.
Глава восьмая,
из которой мы узнаем, почему Кривпоч не ходит на улицу Разума и кто живет во Дворце Усердия
Что больше всего поражало каждого, кто впервые попадал во Дворец Усердия, — это чистота. Собственно говоря, это был не дворец, а простой одноэтажный дом, сложенный из самого обыкновенного кирпича. Но он был таким чистым снаружи и внутри, что его действительно хотелось назвать дворцом. Во дворце был образцовый порядок: любая вещь, даже самая маленькая, всегда находилась на одном и том же месте. И не было случая, чтобы кто-нибудь нарушил это правило.
Дворец Усердия стоял на улице Разума, и его двери были всегда для всех открыты.
И только Кривпоч старался даже близко не подходить к этому дворцу.
Когда кто-нибудь спрашивал его, почему он не ходит по улице Разума, он отвечал небрежно:
— А что, собственно говоря, мне там делать?
Так отвечал Кривпоч, чтобы все думали: какая самостоятельная личность! На самом же деле Кривпоч просто боялся. Да, да, боялся! Несколько лет назад он вместе с буквами из своей компании задумал прогуляться по улице Разума, зайти во Дворец Усердия и посмеяться над его хозяйкой. Но смеяться ему не пришлось.