Он достал из полевой сумки несколько фотографий. Куманин заметил в сумке большой белый конверт с сургучными печатями.
Казанков показывал Тасе фотографии.
— Это мама, отец, братья, сестренка, дед…
Все мужчины были в военной форме.
На другом снимке Казанков на гитаре аккомпанировал братьям, которые пели.
— В Гатчине, на даче… перед самой войной, — вздохнул Казанков и негромко запел:
Тася слушала Казанкова, слушала лермонтовские слова, песню из ее собственного недавнего и уже такого далекого прошлого, и тихонько подпевала:
Куманин подошел ближе и присел рядом, как бы слушая песню. Увлеченный песней, Казанков не заметил, как Куманин приоткрыл его полевую сумку.
пели Казанков и Тася, —
Куманин встал, отошел за палатку и тихонько окликнул Арсена. Тот, поднявшись, направился к нему. Куманин протянул ему пакет с сургучной печатью. Арсен аккуратно, лезвием ножа вскрыл пакет.
доносилось от костра, —
Арсен достал из конверта тонкий листок бумаги с машинописным текстом, внимательно прочел.
— Благодарю вас, товарищ Куманин. Отменяю пятнадцать суток гауптвахты.
— Двадцать пять, — подсказал Куманин.
— Хорошо, — улыбнулся Арсен. — Отменяю все двадцать пять.
Едва взошло солнце, Казанков со своими спутниками покинули лагерь экспедиции. Когда всадники скрылись, Арсен разбудил Митьку.
Митька уже сидел на лошади, когда Зимин и Смелков вышли из палатки.
— Что происходит, Арсен Гургенович? — спросил Смелков. — Куда вы отправляете Митю?
— Я посылаю его к Федякину, отряду которого угрожает опасность.
— А что это за бумага? — спросил Смелков, заметив в руках у Митьки листок.
— Копия приказа генерала Горского об окружении и уничтожении отряда Федякина, — спокойно ответил Арсен.
— Откуда она у вас?
Арсен неопределенно пожал плечами.
— Выкрали?! Ну, конечно, выкрали! — возмутился Смелков. — Я дал Волжину согласие возглавить поисковую экспедицию, а не шпионский отряд! В какое положение вы меня ставите?! Я заверил прапорщика в том, что мы не принимаем участия в военных действиях, а мы тем временем передаем партизанам секретные приказы!..
— Ваша совесть чиста, Аркадий Николаевич, — ответил Арсен. — Не вы посылаете Митю к партизанам, а я.
— Вас направляли сюда искать золото, а не помогать партизанам! Вы мой помощник! И я отвечаю за вас!
Они стояли друг против друга, и Митька, поглядывая то на одного, то на другого, не решался тронуть лошадь.
— Я хотел бы, дорогой Аркадий Николаевич, — заговорил Арсен тихо, — чтобы вы поняли одну самую, пожалуй, важную вещь: найденное нами золото не будет иметь никакой ценности для народа, если не победит дело революции.
Зимин, стоявший чуть поодаль, покусывая травинку, чуть заметно ухмыльнулся.
— Не вижу здесь ничего смешного! — раздраженно бросил ему Смелков.
— Вы наивны, Аркадий Николаевич. В России революция. Мы находимся в зоне военных действий, и товарищ Арсен, поступает в строгом согласии с революционной моралью, для которой главный нравственный критерий — это победа.
Арсен, прищурившись, взглянул на Зимина.
— Вы правы. Хотя, как я понимаю, вы иронизируете, господин Зимин?!
— Нет, почему же? — все так же улыбаясь, сказал Зимин. — У вас своя правда, а у Аркадия Николаевича — своя.
— А у вас? — резко спросил Арсен.
— У меня… тоже своя… собственная.
Арсен пристально поглядел на Зимина и обернулся к Мите.
— Поезжай! — сказал он ласково. — И поскорей возвращайся.
Митя тронул лошадь.
— Кроме всего прочего… вы подвергаете опасности жизнь этого мальчика… и всю экспедицию! — крикнул Смелков.
— Я все понимаю, — глядя в глаза Смелкова, твердо сказал Арсен. — Но для меня… и не только для меня, успех экспедиции не будет иметь смысла, если победят белые.