— Жопа! — разозлился Муха. — У него пульса нет!
— Совсем нет?
— Совсем!
— Другое дело. С этого надо было и начинать. Значит, и в самом деле труп, — согласился Артист. — Так что тебе непонятно?
— Как он его сделал? Нигде ничего.
— Так не бывает. Поверти.
— Вертел.
— И что?
— Ничего!
— Может, инсульт? — предположил Артист.
— Какой инсульт? При инсульте кровь приливает к лицу. А этот бледный, как поганка!
— Инфаркт?
— С чего?
— Не знаю. Тебе видней. Может, от испуга?
Я не выдержал и три раза щелкнул ногтем по микрофону рации.
— Намек понял, — сказал Артист. — Уж и поговорить нельзя.
— До связи, — бросил Муха и отключился.
Снова потянулось время. Наши подопечные начали проявлять беспокойство. Бычок что-то побубнил в рацию. Послушал. Снова побубнил. Свистнул ковбою. Тот высунулся из орешника, жестом спросил: в чем дело? Бычок пожал плечами. Ковбой жестом приказал: ждем.
Затрещала сорока, откуда-то издалека, из глубины распадка.
— Артист, это снова я, — раздался в моем наушнике голос Мухи. — Слышишь меня?
— Слышу.
— Тут, это. Второй. То же самое.
— Труп?
— Ну да.
— Это становится интересным. Точно?
— Да! Точно! Только не спрашивай, как я это определяю!
— И что?
— Ничего. Даже крови из носа нет.
— Вертел?
— Вертел! Вертел!
— Бледный?
— Ну!
— Твою мать! — сказал Артист. — Чем же он их пугает?
Я поспешно скатился по косогору и вышел на связь:
— Муха, это я. Где клиент?
— Ушел вперед.
— За ним не ходи. Ты понял? Ни шагу. Возвращайся на дорогу, спрячься и жди нас. Это приказ. Как понял?
— Понял тебя, Пастух, приказ понял. Что у вас?
— Пока ничего.
— Помощь нужна? — спросил Артист.
— От тебя только одна: не треплись в эфире.
Ну? И что же там происходит?
Этот вопрос волновал не только меня. Наших подопечных он волновал еще больше. Они выбрались из укрытий, побубнили в рации, пытаясь связаться со своими. Ответа не дождались. О чем-то посовещались, покурили и двинулись по тропе в глубь распадка, держа наизготовку свои «калаши». Двигались грамотно: один проскакивал вперед и занимал позицию для стрельбы, пропускал второго, страховал его, потом менялись местами. То ли служили в армии, то ли насмотрелись боевиков. А вот курить им не следовало. Обычно запах табачного дыма слышен метров за шестьдесят — семьдесят. А в этих краях, не изгаженных заводскими выбросами и выхлопами машин, — намного дальше.
Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.
— Дальше не пойдем, — сказал он. — Нельзя.
— Почему? — спросил я, хотя сам только что об этом подумал.
— Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.
— А эти?
— А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?
Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.
Через некоторое время вызвал Муху:
— Доложи обстановку.
— Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.
— Какое шевеление?
— Сорока трещит.
— Замри. Что бы ни происходило.
— Понял.
Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?
Потом что-то подсказало мне, что можно открыть глаза. Его уже не было.
— Видели? — прорезался в эфире Артист.
— Что?
— Он смотрел на дорогу. Минут пять. Потом вернулся.
— Куда?
— Назад, в сопки.
— Что происходит, Пастух? — вмешался в наш разговор Муха.
— Всем уйти со связи, — приказал я.
Что происходит. А черт его знает, что происходит!
Снова он появился минут через двадцать. На этот раз мы его услышали. Мудрено было не услышать: он тащил на спине одного из братков, с бычьим затылком, закинув ноги трупа на плечи и держась за них, как за лямки рюкзака. Весу в бычке было килограммов восемьдесят, но и при этом клиент двигался размеренно, с механической четкостью движений. Лишь камни громко хрустели под его ногами. На груди у него болтались два «калаша», из чего я сделал вывод, что этих мурманских братанов не выручил их армейский или киношный опыт. А ведь предупреждает Минздрав: курение опасно для вашего здоровья.
На выходе из распадка он остановился, внимательно осмотрел дорогу и спустился к джипу. Вякнула охранная сигнализация. Вероятно, ключи он нашел в кармане водителя джипа. Он забросил свою ношу в салон и быстро, уверенно, как по разминированной территории, углубился в распадок. Через полчаса появился с ковбоем. Загрузив и его, сел за руль и погнал джип к лагерю.
— Муха, он едет к тебе, — предупредил я. — Сиди и не высовывайся. Что видишь?
— Пока ничего не вижу. Теперь вижу. «Судзуки». Жмет со страшной силой. Ух ты! Вот это да!
— Что там?
— Он сбросил джип в озеро! Сходу! А сам выскочил! В последний момент!
— Что делает?
— Отряхивается.
— А сейчас?
— Идет к «Ниве». Открыл. А теперь идет в сопки. Быстро идет.
— Те двое, они далеко от дороги?
— Инфарктники? Не очень.