Я вспоминаю своих немногих друзей, с которыми давно не виделся. Когда-то они были важны для меня, а я – важен для них. Но время идет, всё меняется. И если сегодня я обнимал дорогого мне человека и говорил ему, что всё будет хорошо, то завтра он мог быть уже где-нибудь далеко. И чтобы окончательно пропасть, ему даже не нужно было оказываться в лесу, где исчезла моя Олеся.
Есть люди, в чьих жизнях я играю важную роль. И эти люди – самое ценное, что у меня есть. Но вот мой друг находит другого человека, они любят друг друга, женятся, заводят детей. И исчезают, увязнув в повседневных заботах. Им, может, и хотелось бы повидаться со мной, хотелось бы провести со мной время и поговорить о том, о сем. Но эти заботы, эта рутина становятся оправданием к отчуждению, которое неизбежно возникает перед нами и только растет и растет – всё больше и больше. Может быть, я просто не хотел взрослеть, не хотел участвовать в этом заговоре скучных взрослых, которые знают ответы лишь на самые обыкновенные, повседневные вопросы, но не знают ничего о материях более тонких. Такие материи – для мечтателей и душевнобольных, они ничего не имеют общего с так называемой реальной жизнью – ими не оплатить счета, не прокормить семью, а значит, они бесполезны…
— Я как-то написал рассказ о доме, который то и дело возникает в разных местах одного города. Так получилось, что переехав в крупный город, я чувствовал себя еще более одиноким, чем обычно. В больших городах столько домов. И мне понравилась идея о таком проклятом доме, который главный герой всё ищет, блуждая по улицам. Мрачный и заброшенный с виду, дом всё время перемещается в пространстве, укрываясь то среди дворов-колодцев, то возникая одиноко среди осенней аллеи с высохшими деревьями, а то и примостившись к какой-нибудь промзоне, абсолютно не вписываясь в окружающий пейзаж. И вот главный герой заходит, наконец, в этот дом, что постоянно ускользал от него. Но что он там находит, я так и не написал. Не смог придумать. Может быть, я хочу найти в этом доме Олесю, может, других, кого успел потерять.
Митрич смотрит на воду, слушает и говорит:
— Мне было пять лет, когда в детском саду, куда я ходил, завелись крысы. Я уже был достаточно большим, чтобы самостоятельно идти в сад. Отец просто следил издалека, стоя возле дома и не спуская с меня глаз. Дорога от моего дома и до сада была прямой, так что он мог провожать меня взглядом до ворот. Волноваться было не о чем. И вот осенью как-то завелись крысы. Я шел, а вдоль дороги валялись их трупы. Они казались мне большими и противными. Погода была тоже мерзкой, естественно. Тучи загородили всё небо. Дул ветер. Во дворе детского сада шныряли крысы. Пожирали своих мертвых сородичей. В общем, тоже создавалось вполне себе впечатление, что это место проклято, как в страшных историях. Но ничего, крыс потравили. А я жив.
Я думал, лес несомненно проклят, не может не быть проклятым. Впервые я потерял кого-то родного именно там. И не в последний раз. Люди продолжали исчезать. Не в лесу, но из моей жизни.
Мама умерла от рака, который убил ее за год. До нее умерли все мои бабушки и дедушки. Я знал их с детства, и они ушли, исчезли один за другим, потому что пришло их время. Мама умерла слишком рано. Так говорили все вокруг, кто плакал на ее похоронах, да и вообще. Я же думал о том, что слишком рано, или вовремя, или уже поздно – разве это вообще применимо к смерти? Человек есть сейчас, и после смерти – он исчезает для всех. Был – и не стало. И таким образом мы, кто живет дальше и вспоминает этого человека, можем сказать, что наша уже жизнь делится на два отрезка – до и после исчезновения того, кто был нам дорог. Время неумолимо отнимает у нас попутчиков.
Я думал об этом и переживал, когда полюбил. Переживал, что исчезают и пропадают все – бесследно, бессловесно. Как моя Олеся. И Ася видела это, видела, как я переживал. Брала меня за руку, улыбалась и спрашивала:
— Разве то, что между нами, должно заканчиваться?
Она говорила мне:
— Я здесь, — и целовала меня, я чувствовал ее присутствие.
Но вот исчезла и она тоже. Без слов. Без объяснений. Ее вещи, на которые я натыкался в своем доме постоянно, пропали вместе с ней. Ася исчезла не потому, что мы гуляли в нехорошем лесу или обследовали проклятый дом, или заброшенную усадьбу какого-нибудь графа со зловещей историей. Просто человеческие слова, их значение – всё это блекнет со временем. Все мечты и планы, которые мы строим – всё истончается и исчезает. А вместе с ними исчезает и человек, который спрашивал, должно ли это заканчиваться. Должно или нет, но это может закончиться, если человек устал или напуган и не может больше нести ответственность вместе с тобой. Ему проще исчезнуть, спрятаться от тебя, хотя скорее всего он прячется от себя в первую очередь. И все когда-либо произнесенные обещания и слова любви перестают иметь хоть какой-то смысл. Человек исчезает.