— В машине вы больше никого не видели? — спросил Диас.
— На заднем сиденье де Лайглесия сидел один. Шофер, конечно, был. Я заметил форменную фуражку.
— Майор что-нибудь нес в руках?
— Да, разумеется. Хорошо, что вы спросили. Бриф-кейс, темно-коричневый или черный.
— Все это очень интересно. — Диас достал из кармана пачку тонких, темных сигар, вытащил одну. Рафаэль замахал руками, отказываясь от предложенной сигары. Диас чиркнул спичкой, дождался, пока прогорит сера, только потом поднес спичку к кончику сигары. Заговорил, лишь раскурив ее.
— Мы пристально следим за вашим садистом-майором, который за свои заслуги получил пост военного атташе парагвайского посольства в Великобритании. Он — мальчик на побегушках, „шестерка“, выполняющая приказы хозяев. Мелкая рыбешка, но за мелкой рыбешкой легче и следить. Он много пьет, играет в карты, ездит к испанским проституткам в Сохо, оплакивает мать, когда они хлещут его плетью. Отвратительный тип этот ваш майор.
— Я хотел бы его убить, — яростно отчеканил Рафаэль.
— Как и многие другие. Но на данный момент живым он нам полезнее. Что-то происходит в Парагвае, что-то очень серьезное. Мы получаем информацию из Асунсьона. В посольство постоянно приезжают курьеры. У нас мало людей, поэтому мы упустили из виду сегодняшнюю поездку де Лайглесии. Мы очень признательны вам за то, что вы известили нас о ней. Я наводил справки, и мне сказали, что в полдень его видели выходящим из посольства. Значит, он съездил в Саутгемптон и тут же вернулся обратно. Зачем?
— Чтобы что-то сделать подальше от лишних глаз, которых в Лондоне великое множество, — осторожно предположил Рафаэль.
— И я того же мнения. Они знают, что за ними следят. Не полные же они идиоты. Отсюда и эта быстрая поездка в офис „Кунарда“ в Саутгемптон, с брифкейсом, в котором могли лежать документы, деньги…
— Или билеты.
— Вполне возможно. Но в любом случае они не хотят, чтобы мы знали об этом… следовательно, содержимое брифкейса очень нас интересует. Для них оно более чем важно.
— Буклет о кругосветном круизе на лайнере „Ка-Е-Вторая“. Есть ли здесь какая-то связь?
— Не знаю… но я знаю, как мы собираемся это выяснить. Спасибо вам, Рафаэль, вы нам очень помогли.
Рафаэль закашлялся, сильно, надрывно, и Диас коснулся его руки. Так малым он мог помочь как ему, так и другим жертвам режима.
— Мы пока ничего не смогли узнать о ваших родителях.
Рафаэль кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони.
— Я знаю… если б вам что-то стало известно, вы бы сразу сказали.
— Есть надежда…
— Едва ли. Я уже перестал надеяться. Нет смысла. У меня нет семьи. Я с этим смирился. Я — вонючий посудомойщик на грязной посудине. Если будет на то воля господа, придет день, когда я вновь ступлю на родную землю. Вы и ваши люди, Диас, сможете осуществить мою мечту. Возможно, я вернусь в университет. Не знаю. А пока я живу…
— Дружище, вам нужны деньги? Мы можем вам чем-нибудь помочь?
Рафаэль покачал головой.
— Мне не на что тратить деньги. У меня все в порядке. Продолжайте то, что делаете. А теперь я допью кофе и вернусь на вокзал. Успею вернуться последним поездом и проведу ночь на корабле. Так проще.
Они пожали друг другу руки, и Рафаэль отбыл. Диас проводил его взглядом, словно и не замечая мужчину, который вошел через боковую дверь паба и сел рядом.
— Он ушел на весь вечер, — сообщил мужчина. — Вероятно, к своим шлюхам. Викторио следит за ним.
— И у Викторио есть радио?
— Да.
— Отлично. Тогда он сможет предупредить нас, если свинья вернется в свое логово. Нам нужен его брифкейс, в котором может найтись много интересного. Пошли, Луис. По дороге я все расскажу.
Чарльз-стрит расположена неподалеку от Парк Лейн и самых дорогих отелей Лондона. Район ухоженный, охраняемый полицией, благоухающий аристократизмом и деньгами. Парагвайцы припарковали свой автомобиль на Беркли-сквер и прогулочным шагом двинулись к парку. Если их кто и заметил, то принял за своих: хорошо одетые, аккуратные, а в тонком „дипломате“, который нес Диас, могли лежать исключительно бумаги, а не воровской инструмент.