Смеюсь и сажусь на газон, наплевав на светлые джинсы. Бруно устраивается рядом, положив свою морду мне на ноги и тихо скулит. Глажу пса за ухом и запрокидываю голову назад, подставляя лицо солнцу и вдыхая аромат лета и долгожданной свободы.
Расположение особняка за чертой города автоматически делает его самым лучшим местом в мире. Живя в кампусе лондонского университета, пренебрегнув предложением мамы снять квартиру, я часто приезжала домой на выходные. Только во время поездки не отказывалась от личного водителя. Хоть иногда и использовала общественный транспорт.
Почему-то с самого детства во мне не было той самой присущей всем детям из обеспеченных семей любви к роскоши. Это казалось чуждым. Словно все дорогие вещи, усыпанные камнями и имеющие на бирке знаменитую фамилию, являлись обычной маской, позволяющей спрятать себя настоящего.
Однако я не уступала другим знакомым в качестве своего образования или же стиля. Просто предпочитала что-то неброское, не кричащее своим брендовым названием. Мама часто говорила, что я одеваюсь просто и со вкусом. Но и довольно часто качала головой, когда вместо платья на мне висела толстовка.
Переехав в Швейцарию, я в полной мере ощутила нехватку домашней атмосферы. Несмотря на величие природы и обильное количество парков, все казалось чем-то не тем. Как будто меня вырвали из зоны комфорта и кинули на произвол судьбы. И как бы я ни старалась отвлечься, всегда находясь в компании своих новых друзей, мне хотелось оказаться здесь — на мягком газоне семейного сада в обнимку со своим псом.
Мокрый нос утыкается мне в ладонь, я опускаю взгляд вниз и тепло улыбаюсь. Смотрю в темные глаза, что на солнце отливают медом.
— Что, с тобой здесь никто не играл? — услышав в моем голосе веселье, Бруно подскакивает и начинает кружить вокруг, виляя пушистым хвостом.
Лениво поднимаюсь на ноги. Пес привычно ставит свои лапы мне на бедро, водя носом из стороны в сторону. Профессиональная работа кинологов сделала из Бруно воспитанного пса, вот только мне все же удалось его разбаловать.
Прищуриваюсь и хлопаю в ладони, крикнув пару команд, когда пес срывается с места. Улыбаюсь, пока Бруно ищет игрушку, и сама плетусь следом к небольшому вольеру.
Золотистый ретривер был подарен моей тетушкой два года назад и стал мне самым лучшим другом. И самым теплым воспоминанием: два года назад, помимо моего двадцатидвухлетия, была и годовщина смерти папы. Он скончался от продолжительной болезни десять лет назад и до последнего своего вздоха и взгляда, наполненного любовью, находился дома рядом со мной и мамой.
Для нас его кончина стала одним из самых ужасных периодов в жизни. Кажется, мама тогда находилась на пике своего критического состояния, полностью утопая в работе и во мне. Она старалась не оставаться одна. Было время, когда мы спали в одной комнате и на одной кровати, лишь бы не позволить страшным картинкам появиться перед глазами.
Но спустя полгода, когда открытые раны стали затягиваться, сны перестали быть черно-белыми, а окна в доме наконец-то начали пропускать солнечный свет, мы с мамой постепенно возвращались к жизни. Как бы иронично это не звучало.
Огромную роль сыграла поддержка папиной сестры — Анны. Она на время переехала к нам в особняк. Помогала на работе или же дома со мной, когда поняла, что никакие кружки и секции не поспособствуют моему восстановлению.
Сейчас Анна приезжает крайне редко, ссылаясь на плотный график. Быть может, это действительно так, а, может, она не хочет возвращаться туда, где практически все напоминает о брате. Включая собаку, о которой он так мечтал. Не знаю. Мне всегда было сложно читать людей. Да и додумывать за других мне просто не хотелось.
Ступаю на деревянный настил и выхватываю у пса толстый короткий канат. Завожу его за спину и громко смеюсь, кружась и стараясь ускользнуть от Бруно. Он нетерпеливо скребет лапами по полу и скулит. Со всей силы кидаю игрушку в дальний угол сада, попадая в кусты цветов. Пес со скрежетом бежит за ней. Мне лишь остается молиться и надеяться, что на клумбе не останется помятых растений. Иначе моя депортация обратно в Швейцарию неизбежна.
Отряхнув руки, наклоняюсь к мискам, стоящим около будки. Недовольно хмурюсь, когда в воде замечаю листик, который достаю и откидываю за пределы вольера.
— Извините, вы не подскажете… — незнакомый голос раздается над ухом, пугая. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. В голове за секунду проносится миллиард мыслей, но лишь одна горит яркой табличкой перед глазами. Какого, мать его, хрена?! — Так ты в будке живешь, а не в курятнике, — совершенно не изменившись в лице, произносит уже знакомый мне индюк и растягивает губы в игривой улыбке.