— Да? А почему она в твоей кожанке ходит? Почему ночуете вместе? Почему к ней приходишь с шампанским? Не пизди мне, я может и пролежал в коме пять лет, но мозги у меня остались.
— Пять лет, ты серьезно!? Поэтому у тебя все мозги усохли?
— Я тебе сейчас что-нибудь на лице исправлю!
— Угомонись! Куртку я ей подарил в аэропорту, потому что она от долбоебов бывших бежала из Москвы в летней одежде. Мне стало ее жалко! Потом случайно встретились и я пригласил ее поужинать. Все, что было — стечение обстоятельств, примитивно. Если бы ты не был ослом, уже давно бы понял, что она тебя любит. Если бы не любила, поехали бы к тебе в гостиницу?
Все органы внутри меня делают сальто и отказывают. Болонка смотрит мне в глаза и не врет. Вижу, что правда. Снова прокручиваю все события которые произошли со мной в Питере. Их ужин в ресторане, общение, как они говорили и смотрели друг на друга.
Идиот.
То, что у Блондинистого симпатия к Махычу — очевидно. Смотрит на неё приоткрыв рот и свесив язык. Но я не разу не видел, чтобы они касались друг друга или смотрели, как любовники. Я сам, все дорисовывал в своем воображении. Из-за ревности.
Провожу руками по голове, готовый разрыдаться. Я сам все испортил, я толкнул ее под эту машину.
Маша
Снова все невыносимо белое. Дежавю. Но на этот раз, мне не страшно, не боюсь умереть. Это конец?
В моей палате стоит диван, на котором в обнимку лежат три тела. Их руки и ноги переплелись, напоминая любовников после бурной ночи. Герои оргии. Рядом с ними стоит одинокая и уже пустая бутылка водки.
Я неуклюже привстаю на локтях, рассматривая троицу. Виктор, Демид и Влад беззаботно спят втроём. Без крови и ошмётков мяса вокруг.
Я точно вознеслась в Рай.
— Как Вы себя чувствуете? — шепчет вошедшая медсестра. — Не делайте резких движений, Вам пока нельзя! У Вас нет серьезных травм, но все же… Ваши… мужчины, очень переживали за Вас, мы не смогли выгнать их из палаты и решили, что нам дешевле оставить их здесь. Иначе они бы всю больницу перебудили бы.
Просто киваю, не веря в происходящее. Продолжая рассматривать их. Демид резко открывает глаза и смотрит на меня, не моргая и ничего не говоря, не шевелится даже. Я смотрю прямо в его глаза с крапинкой, такие красивые и раздирающие меня.
— Привет. — говорит, наконец, он. Его голос пускает судорожные импульсы по всему телу. За ним просыпаться начинают остальные, протирая заспанные глаза.
— Маруся! — восклицает Влад и смотрит на меня с такой искренней улыбкой, что мне хочется улыбнуться в ответ.
— Как ты? — шепчет Витя.
Обвожу их всех, они не дерутся, не убивают друг друга и самое главное, не хотят убить меня, что же это такое и как это назвать?
— Давай, Дем. — Виктор хлопает по плечу Резина и встаёт. — Мы с Владом через минут десять вернёмся, а Вы поговорите.
Я непроизвольно щупаю руками голову, чтобы проверить ее целостность, по-моему, моя крыша протекла, и теперь я вижу галлюцинации.
Но голова целая и даже не болит. Я вообще себя чувствую достаточно хорошо, что удивительно в текущих обстоятельствах.
Когда двое уходят, и мы остаёмся с Демидом вдвоём, он подсаживается ко мне ближе, берет мою руку и начинает ее ласково целовать. Хочется вырвать ее из его рук, прекратить эту пытку. Демид словно сначала пытается обмануть меня, заставить расслабиться перед тем, как он вгрызётся в меня когтями.
— Я никогда не смогу вымолить у тебя прощение за обман моей семьи и мою глупость, за всю боль, которую причинил. — он смотрит меня, разрывая на части, своими глазами с ореховыми крапинками. Какой же он красивый. — Я идиот, Махыч, конченный. Из-за слепой ревности ничего не видел. Люблю тебя такой больной любовью, что даже думать спокойно не могу, что рядом с тобой кто-то может быть. С ума сошёл, хотел вернуть, но при этом делал все — отталкивая от себя. Прости меня, пожалуйста.
Не верю своим ушам, Демид Резин просто просит прощения, ничего не прося в замен?
— Влад раскрыл мне глаза на то, какой я слепой, что не вижу ничего, сам придумываю все и не готов слышать тебя. Прости меня, девочка моя, за Нину. У меня нет оправдания. Я был уверен, что у тебя что-то есть с этой Болонкой!
— Я все слышу!
— Иди к черту! Хватит подслушивать!
Они все еще и подружились, улавливаю это в их разговоре. На голове волосы становятся дыбом. Может быть я пролежала в коме пять лет?
— Какой сейчас год? — вырывается у меня невольно. Резин смотрит на меня испуганно. Все его мужественное лицо становится детским и таким уязвим.