— О, нам, кажется, светит ночлег под крышей, — насмешливо протянул лучник, подходя ближе. На вид он был не старше лет двадцати и обладал прямо-таки медовым голосом — такому бы позавидовали певцы. — Я умру от счастья, как только у меня в желудке окажется хоть что-то горячее.
— Я бы не стал доверять... — начал Волк.
— Да брось. Льёреми заходит, кони устали, а мы закоченеем в этом лесу. Ты проводишь нас к себе в деревню, Белка?
— Конечно, — он закивал, и сердце сладко замерло в предвкушении чего-то неописуемого. Воины Империи — так близко! Интересно, в скольких боях они побывали? Плавали ли на ладьях? А вдруг встречались с самим Императором или — страшно подумать — с Серым Князем?... Белка теперь жадно ловил каждый их жест. Волк — его решения, очевидно, ждали все — ничего не сказал, но неодобрительно поморщился. Заключил беседу чернобородый:
— В общем, заканчивай с хворостом, мы пока подождём, а там покажи нам дорогу. Я Карп, а это Волк и Чибис. Из всего отряда нас осталось трое, и мы не причиним вреда твоим родичам.
Белка даже разомлел, слушая его. Он давно предполагал, что молва о дружинниках — безмозглых грубиянах, которые не могут связать двух слов и рубят всё, что движется, — не более чем молва. Однако Волк подпортил его восхищение, гаркнув:
— Не распускал бы ты язык перед каждым... Ладно. Только давай быстрее со своим хворостом, парень.
Оказавшись в домашнем тепле, Белка блаженно вздохнул и поскорее избавился от мешка, свалив его на скамью. Внутри, как всегда, было душно из-за обилия народа: вместе с отцом жило несколько старших родичей и боковых семейных ветвей — братья с детьми и жёнами. Вся деревушка, по сути дела, состояла из четырёх таких же больших семей.
Женщины как раз собирали на стол — разливали по мискам дымящуюся похлёбку, резали хлеб и сыр. Дядя Крот плёл корзину, засветив лучинку — он считался лучшим в Местечке корзинщиком; другой дядя, Вепрь, опять отчитывал за что-то свою нерадивую жену; дедушка Ворон уже спал в своём углу, отвернувшись лицом к стене; Синичка тихонько возилась с деревянными фигурками; бабушка Сова, как обычно, монотонно покачивалась, устремив в огонь слепые глаза... Но, как только Белка показался на пороге не один, а с тремя дружинниками, жизнь точно остановилась, и почти все уставились на них, умолкнув и замерев. Ласка, сестра Белки, старше его пятью годами, тихонько вскрикнула и выронила поварёшку. Мачеха, оправившись от собственного изумления, сердито шикнула на неё.
— Мир вашему дому, добрые люди, — Карп шагнул вперёд, снимая шлем. — Можно ли переночевать у вас?
— Странники измучены дорогой и битвами, — белозубо улыбнулся Чибис, — и готовы заплатить, если нужно.
— Низко брать плату за кров, — тихо сказал отец, отрываясь от счётов. Он встал и со спокойным достоинством оглядел вошедших — здесь, в этих стенах, он был господином, и никакие дружинники не пугали его. Однако Белка в такие мгновения боялся его даже сильнее, чем во время вспышек гнева, которым отец часто бывал подвержен. — Милости просим. Но негоже всё-таки приводить домой незнакомцев. Времена сейчас неспокойные, — добавил он, не глядя на Белку. Тот почувствовал, как горит лицо, и поспешил к своему месту за столом.
— Низко и шарахаться от каждого чужака, хозяин, — с какой-то затаённой скорбью произнёс Чибис. Волк вздрогнул от этих слов, но промолчал. — А больше смешно. Мы подданные того же Императора, что и ты.
Отец недоверчиво хмыкнул. Все присутствующие ощущали, что собирается гроза: подобные темы с ним лучше было не затрагивать.
— А давно ли это так?...
— Ах, ну к чему сейчас такие разговоры? — с приятной улыбкой вмешалась мачеха. — Скоро всё остынет. Садитесь, господа дружинники, отужинайте с нами. Еда бедная, но — что послали Отец и Матерь.
— У крыльца наши кони, — хмуро бросил Волк. — Мы просим...
— Да-да. Выдра, отведи лошадей в хлев и насыпь им овса, — распорядился отец (конюшни у них в Местечке, само собой, не было ни у кого). После слов мачехи он как будто смягчился. — И правда, садитесь. Уже поздно, а вы явно голодны.
Скоро дружинники отложили оружие, все расселись, и некоторое время ужин тянулся в тишине — жильцы только временами украдкой поглядывали на нежданных гостей, и младшие дети еле удерживались от шушуканья. Дружинники ели много и жадно, особенно Карп, который к тому же не забывал благодарить за каждый кусок широкой улыбкой. Судя по имени, он из Озёрного края или даже с берегов Кьёлле, а люди оттуда славились любовью к хорошей еде.