— Тогда я займу чердак.
— Серебряник в день, — тряхнув головой, хозяйка подняла взгляд, и Мей увидел, что у неё ужасное косоглазие. — И семь медяков за завтрак.
— Обойдусь без завтрака, — сказал Мей и развязал кошелёк.
Хозяйка достала учётную книгу и огрызком карандаша поставила крестик в одной из граф. Мей заподозрил, что писать она не умеет. Либо она вдова хозяина и гостиница перешла к ней недавно (этим можно объяснить сумрачное настроение), либо подменяет его, пока он в отъезде.
— Проводить или сам дойдёшь?
— Спасибо, сам.
Завершив нехитрую процедуру, Мей снова подхватил сумку и поднялся по лестнице. Как и следовало ожидать, чердак оказался до невозможности пыльным и набитым каким-то хламом — а ещё таким же промёрзшим, как всё здесь. Да и надежда на то, что в постели нет клопов, была слабой. Впрочем, жить доводилось и в худших местах — тем более, здесь он только на время ярмарки.
Ярмарка в Городе-во-Льдах была, во-первых, значимым событием, которое он ещё не видел и на которое стоило посмотреть, а во-вторых — хорошим поводом покинуть Город-над-Пещерами, правители которого явно намеревались нарушить условия их договора и загнать его в пожизненную кабалу. Те несколько месяцев, что Мей провёл при их дворе, были, несмотря на удобства, деньги и почёт, далеко не лучшим временем в его жизни. Как и всем прочим, им требовался его Дар — и, как все прочие, они ровным счётом ничего в нём не смыслили. Судя по их вечному недовольству, им казалось, что видения обязаны приходить к нему по некоему подобию расписания и, кроме того, всегда касаться именно Города-над-Пещерами, к тому же желательно быть ясными и немедленно объясняться самим же Меем. Его работа как секретаря (между прочим, одного из самых грамотных в той глухомани) их интересовала мало; однако, вскоре рассудив, какое стратегическое преимущество им даёт Мей, они определённо не собирались выпускать его из-под контроля. Мей не привык к такому обращению — за три с лишним года странствий он не заключил ни одного пожизненного соглашения и сразу честно сказал, что может уйти в любой момент. В конце концов — ушёл и возвращаться не планировал.
Мей сел на кровать и стал распаковывать вещи. Узел с одеждой и куча тетрадей с записями — вот, собственно, и всё, что у него было. Замер, прислушиваясь.
— Новое место, — зачем-то произнёс он вслух, нарушив пыльную чердачную тишину. Где-то за стеной спорили на незнакомом языке соседи — наверное, южане. Далеко же их занесло; хотя — кого только не заносит на ежегодную ярмарку в Город-во-Льдах. С севера его удобно прикрывают Старые горы, а на восток недалеко до моря.
Эта привычка — разговаривать с собой — появилась у Мея не так давно и изрядно его раздражала... Действительно, это снова было новое место — очередное, в который раз. Да, он насмотрится на диковинные товары, поговорит с людьми издалека, увидит столицу древнего Альсунга и те земли, где разыгрывались когда-то кровопролитные битвы за северное королевство мореходов и охотников. Должно быть, сходит в горы (надо будет поискать проводника), взглянет наконец-то на их вечно заснеженные вершины и на озёра, о которых говорят, что они прозрачнее самой Сини... Однако всё это, увы, давно не радовало его по-настоящему, хотя и занимало. Он не знал, что будет делать дальше и зачем на самом деле пришёл сюда. Он давно не знал, зачем куда-то приходит.
Конечно, Мея прельщала такая жизнь — эта абсолютная, завораживающе-пряная свобода и независимость. Он сам их выбрал. Но, покинув Город-на-Сини, он очень скоро начал ощущать, как это тягостно — быть словно быком, которого гонят куда-то жалящие оводы, или перекати-полем, которое не в состоянии сохранять неподвижность. Не иметь места, куда хотелось бы возвращаться. Хватало пары дней, чтобы любые впечатления наскучили ему.
Разумеется, он любил родных, с трепетом хранил и часто перечитывал каждое письмо от сестры, написанное коряво и с ошибками. Слава богам, они были счастливы. Совместными усилиями Мей, который пересылал в Город-на-Сини большую часть своих заработков от службы на высокопоставленных особ, и Эйтон, который арендовал помещение в Городе на свои сбережения и открыл преуспевающую лавку по торговле разным мелким скарбом, вытащили их из нищеты. Теперь они жили в другом доме — собственном; госпожа Кейла больше не была судомойкой, а Атти — торговкой. Атти вела именно такую жизнь, какой всегда хотела. Она искренне обожала Эйтона и ценила его робкую любовь, ей нравилась возня с хозяйством (хотя они даже позволили себе нанять кухарку), вечерние посиделки с соседками и, конечно, воспитание двух дочек-погодок — Кейлы и Инис. Мей так пока и не видел своих очаровательных племянниц. В каждом письме его просили приехать — и с каждым ответом он обещал сделать это, как только сможет, чувствуя себя последним подлецом. Он понятия не имел, когда наберётся сил для этого и наберётся ли вообще.