Первые месяцы после отъезда он провёл в Долине Отражений, продолжив обучение у Гэрхо; его встретили радушно, как в прошлый раз — и, как в прошлый раз, проводили без особых огорчений. Чуть ли не первым делом Мей заявил Гэрхо, что хотел бы научиться драться на мечах — ему некуда было деть накопившуюся злость. Гэрхо удивился, но не стал вдаваться в расспросы, и Мей где-то полсотни рассветов встречал, покрытый синяками и ссадинами, с тупой болью в мышцах и готовясь опять обливаться потом. Но ему нравилось — это отвлекало; можно было не думать ни о чём, кроме себя и противника, ни о чём, кроме того, куда в следующий момент поставить ногу и как лучше отбить удар.
Гэрхо ничего не спросил об Анне, и за это Мей был благодарен ему больше всего. Он только изредка посматривал на него с задумчивым сочувствием, когда забывал о своей обычной язвительности.
Мей ушёл из Долины осенью, исходил много земель, много видел — и не видел ничего. Города и деревни, замки, люди — уже немало, конечно, но ему вечно чего-то не хватало. Он старался ни к кому и ни к чему не привязываться, потому что каждый раз знал, что вскоре уйдёт; что-то непрерывно тянуло его дальше — может быть, Дар, а может быть, что-то, чему и не подберёшь имени.
В последнем своём видении, после которого Мей и решился покинуть Город-над-Пещерами, он видел лес. Там стоял тихий летний день, и солнце, видневшееся сквозь просветы в узорчатой листве, обильно поливало золотистыми лучами замшелую тропинку, залежи листвы, шершавые стволы и камни. Много было берёз — белых, тонких и как-то по-девичьи робко жавшихся друг к другу, но попадались и тёмные, пахнущие страшной сказкой ели, а в воздухе летал тополиный пух. В буйной поросли трав мелькали дикие цветы; где-то упорно стучал дятел и пронзительно верещали ещё какие-то птицы (Мей никогда в них не разбирался), а по его коже (сам он тоже был там) почему-то десятками ползали муравьи.
Это было самое дивное и одновременно самое странное его видение. Среди своих записей он обозначил его просто: «Лес», поскольку не знал, что ещё добавить. Но это не выходило у Мея из головы — он будто опять и опять видел себя там, среди агрессивно лезущей отовсюду пышной листвы и хвои, в прелой прохладе, под синим небом, которое, казалось, можно было рассмотреть сквозь молодые берёзовые листья — а заодно пересчитать в них прожилки.
В Городе-во-Льдах о таком буйстве зелени мечтать не приходилось, и он убедился в этом, когда вышел прогуляться. Наверное, здесь было интереснее зимой (особенно если учесть знаменитые ледяные скульптуры) — сейчас же он увидел просто множество каменных и (изредка) деревянных зданий, бедные проблески растительности, серое небо и не лучшего состояния дороги. Побродив немного без всякой цели, Мей узнал у прохожего направление и пошёл к одной из трёх городских площадей, на которых велись приготовления к ярмарке. Вот где было полно народу и царила суматоха: ставили помосты, велись ремонтные работы; его чуть не сбили тачкой с известью. Мей извинился и спросил:
— Вы не знаете случайно, какая часть отведётся под товары с юга?
Чернобородый коренастый мужчина пожал плечами и покатил свою тачку дальше. Мей вздохнул и собрался возвращаться в гостиницу, когда вдруг уловил среди говоров вокруг смутно знакомые интонации. Посмотрев в направлении голоса, он не поверил собственным глазам: молодой, изящно одетый светловолосый щёголь, беседующий, видимо, со здешним распорядителем, был ему очень даже знаком.
— Веттон! — окликнул он, испытывая противоречивые чувства. Молодой человек не отреагировал. Тогда Мей подошёл и с размаху хлопнул его по плечу. — Милорд!
Милорд, поражённый таким хамством, медленно развернулся, смерил его холодным взглядом, а потом узнал и расплылся в улыбке.
— А, тот самый парень из глуши! Не думал, что мы ещё увидимся... Я с Вами свяжусь, — бросил он собеседнику и энергично схватил Мея под руку. — На ярмарку, конечно? Где ты остановился?
— В «Коне в яблоках», — ответил Мей, с некоторым трудом вспомнив название своей гостиницы. Веттон озадаченно нахмурился.
— Ни разу не слышал. Верно, какая-нибудь дыра. Переезжай-ка ко мне в «Плющ», я всё равно здесь надолго.
— Спасибо, но «Плющ» мне не по карману, — вполне искренне сказал Мей. Веттон остановил его любимым величественным жестом.