Внутри лежала объёмистая кожаная папка и несколько разрозненных листков. Подавляя внезапное волнение, Пиарт собрал всё это и ушёл, собираясь тщательно изучить.
На изучение у него ушло трое суток. По прошествии этого времени, когда был отложен последний лист и прочитана последняя строчка, Пиарт, поражённый и окрылённый своими находками, примчался к Ректору, оторвав его от диктовки письма.
— Пожалуйста, извините, господин Ректор, — выпалил он, ощутив себя дерзким юнцом. — У меня срочное сообщение.
— Всё в порядке, Пиарт. Вы даже запыхались, — Ректор удивлённо поправил пенсне. — Присаживайтесь. Что это у Вас?
— Записи покойного Карлиоса аи Шегта. Вы обязаны это увидеть. Приставы всё ещё здесь?
Ректор принял папку бережно, как величайшее сокровище, и негромко сказал писцу, что пока тот свободен. Как только они остались в кабинете одни, он с мягким укором спросил Пиарта:
— Почему же Вы не принесли это сразу? Приставы уехали позавчера вечером. Однако это поправимо... Присаживайтесь же, и давайте по порядку.
Пиарт сел, чувствуя, что у него глупейшим образом горит лицо и подрагивают руки. В то же время переливы голоса Ректора и его благородное худощавое лицо, к которому так шла серебристая седина, немного успокоили его.
— Видите ли... Я не знал точно, что именно найду, и не хотел беспокоить Вас пустяками. А нашёл не только записи личного характера, но и серьёзные исследования — мальчик проявил необыкновенное рвение и хорошо покопался в нашей библиотеке, хотя я даже предположить не могу, какими были большинство его источников... Карлиос занимался вопросом... Я понимаю, это звучит безумно... Вопросом иных миров, и весьма успешно.
— Успешно? Что Вы хотите этим сказать?
— Он нашёл возможность проникнуть в другую реальность и из-за этого знания был убит...
И Пиарт взахлёб пустился в долгие разъяснения.
ГЛАВА V
«... слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу»
С первого же дня ярмарки Мей утратил всякое подобие покоя и уверился, что от мыслей о походе в горы надо отказаться — по крайней мере, на время присутствия Веттона. Тот будил его даже раньше, чем Мей сам привык вставать (а значит — едва начинал брезжить рассвет), и до глубокой ночи таскал по Городу и предместьям; Мей совсем не помнил бывшего соседа таким деятельным. Веттон разговаривал с кучей людей с разных концов Обетованного, торговался, заключал сделки, обустраивал павильоны, решал что-то с рабочими, а главное — уйму всего скупал подешевле или брал бесплатно. Насколько понял Мей, он вложил приличные суммы в работу некоторых торговцев на ярмарке и поступил так не первый раз. Мея поражала его практическая сметка, непонятно откуда взявшаяся; только надменность и любовь к удовольствиям остались в нём прежними.
Благодаря Веттону за несколько дней Мей побывал во всех трактирах Города-во-Льдах, познакомился со всеми мало-мальски влиятельными людьми, впервые в жизни прокатился в карете, увидел фейерверк и выиграл немало денег в кости. Кроме того, попробовал много чужеземных блюд и напитков (от большинства тянуло подавиться) и выслушал сотни изысканных комплиментов, которые Веттон щедро раздавал местным красоткам. Впрочем, сам он остался устойчивым к их чарам: от прекрасной леди Таисы и ещё одной девицы из Города-под-Соснами до сих пор иногда приходили гневные письма, и он пока вежливо отказывался от повторения подобного опыта. Веттон, конечно, его не понимал.
Мей хоть и не привык к такому радостному прожиганию жизни, но не устоял перед соблазном попробовать себя в нём; бескомпромиссность Веттона и недолговечность ярмарки его подогревали. У него совершенно не оставалось времени для занятий (он не любил оставлять в покое ум и поэтому пару месяцев назад углубился в изучение языка Отражений по книгам Гэрхо), написания своей бесконечной книги или чтения — а значит, и для тягостных размышлений о том, что делать дальше. Кроме того, ярмарка принесла ему и вполне ощутимую пользу — к примеру, Веттон раздобыл для него бесплатно добротную обувь вместо его едва живой; а что лучше всего — пару редких книг.