— Сам увидишь, какими великолепными фресками он украсил нашу маленькую церковь! Настоящий дар Божий общине.
— Сколько в ней монахов?
— Восемнадцать. Но наш монастырь — из самых маленьких. В великом Метеороне, который вон там, позади тебя, насчитывается более трехсот человек. Здесь около двадцати обителей и множество отшельнических хижин, в них живет более двух тысяч братьев.
— Как удивительно!
— Ты когда-нибудь уже был здесь?
— Нет.
— Тогда тебе повезло, что я спустился, чтобы пойти в деревню! Я объясню тебе, как добраться до монастыря.
Он подвел Джованни к подножию скалы.
— Вот симандра. Постучи по ней несколько раз и жди, пока не отзовется привратник. Если сети внизу нет, он сразу же ее спустит. Давай постучим, я сам посажу тебя в сеть.
Монах выбил ритмичную дробь на деревяшке, сверху тотчас же ответили. Несколько нерешительно Джованни забрался в сеть, которая лежала на земле. Монах показал ему, как поднять края и закрепить на большом кольце, свисающем с конца каната. Как только все было готово, новый знакомый Джованни пять раз подергал за веревку, ведущую к лебедке. Через пару секунд сеть начала подниматься, и Джованни вознесся над землей. Он сидел, обняв руками колени.
— Не бойся! — крикнул ему монах, помахав рукой. — Веревка обрывается очень редко!
Слова «очень редко» встревожили Джованни. Он закрыл глаза, чтобы не смотреть вниз. Подъем, казалось, длился целую вечность. Юноша безостановочно повторял молитву к Иисусу до тех пор, пока сеть наконец не достигла площадки на вершине скалы. Два монаха поймали необычную посылку и опустили на твердую землю. Высвободившись, Джованни заметил двух других братьев, которые крутили ворот лебедки. Юноша с облегчением вздохнул и сказал себе, что обратно можно не торопиться.
Глава 49
Прошло четыре месяца с того дня, как Джованни поднялся в монастырь Святого Николая. За все это время он ни разу не спускался со скалы. Он делил тяготы монашеского существования с остальными братьями, многие из которых были довольно преклонного возраста. Но за внешне спокойной и однообразной жизнью в молитвах душу послушника терзали жестокие противоречия. Он не переставая думал о Елене. Юноша не только вспоминал минуты счастья, проведенные с возлюбленной, задавался вопросом о ее судьбе, но и вожделел ее всем телом, часто просыпаясь от неутоленного желания. Он пытался обратить свои помыслы к Богу, вверял себя Деве Марии, часами молился о ниспослании Божественной благодати, но ничего не помогало — образ Елены преследовал его днем и ночью. Тогда он исповедался настоятелю монастыря, отцу Василию, суровому и непреклонному старцу. Джованни спросил: неужели постоянное влечение к Елене признак того, что он никогда не сможет стать монахом? Что, если ему придется покинуть монастырь, как предложил отшельник? Настоятель так не считал. Напротив, он был убежден, что служение Богу — истинное призвание брата Иоанниса, но юноше необходимо изгнать все плотские желания и греховные мысли с помощью поста, бдения и молитвы. Игумен призвал юношу к смирению и отречению от всего мирского и велел каждый день исповедоваться.
Джованни вновь начал писать иконы. Ему пришлось постоянно следить за тем, чтобы из-под кисти не появились черты женщины, по которой до сих пор тосковало его сердце. Юноше более-менее удалось изобразить лицо Богородицы в традиционной манере, но глаза получились странными. Джованни понял, что не может не рисовать глаза возлюбленной. После нескольких безуспешных попыток его осенило. Раз уж он не в силах забыть Еленин взгляд, почему бы не написать Деву Марию с закрытыми глазами? Сильно волнуясь, он наконец закончил икону. Она вышла довольно необычной. Джованни долго смотрел на нее, и слезы радости катились по его щекам. Он будет и дальше рисовать иконы! Послушник уже собирался показать свое творение игумену, как вдруг страшная мысль пришла ему в голову во время вечерни. Она так встревожила юношу, что он выбежал из часовни, поднялся в крошечную комнатушку, служившую ему мастерской, и поднес к иконе свечу. И тут же застыл. То, о чем он подумал в церкви, предстало перед ним наяву. Сомкнутые веки, кроткое, умиротворенное выражение лица — этот образ много лет хранился в его памяти. Именно такой предстала перед ним спящая Елена, когда он впервые смог рассмотреть ее поближе через щель в потолке.
Волна отчаяния захлестнула Джованни. Он понял, что никогда не сумеет забыть Елену. Ее лицо навсегда останется в его памяти.
Этим же вечером он рассказал обо всем игумену, который лично предал огню злополучную икону и запретил Джованни рисовать, но настоял, чтобы тот, несмотря ни на что, продолжил избранный путь.
Следующие несколько недель Джованни провел в глубоком унынии. Впервые он серьезно задумался о том, чтобы покинуть монастырь вопреки советам настоятеля. Только вот куда идти? Сердце звало его в Венецию, к возлюбленной. Безумие, но Джованни не мог без нее жить! А вдруг она и на самом деле его ждет? Что, если она передумала и готова бросить семью и родной город во имя любви к нему, Джованни? И конечно, нужно убедиться, что она передала Папе письмо мессера Луцио. Джованни даже начал размышлять над тем, чтобы вернуться в Венецию переодетым и под чужим именем, как бы рискованно это ни было.
Однажды бессонной ночью, когда он строил планы, на ум ему пришли слова Луны: «Ты убьешь из-за ревности, страха и гнева». С тех пор как он надел одеяние послушника, юноша ни разу не вспоминал о предсказании. Но сейчас эти странные слова возникли в памяти Джованни и растревожили его. Разве колдунья не предвидела первое совершенное им убийство? И, если он вернется в Венецию, разве не может произойти так, что из-за своего горячего нрава он вновь станет заложником судьбы и совершит остальные преступления?
В последующие дни Джованни долго размышлял над этим и в конце концов решил открыться отцу Василию. Тот отнесся к пророчеству Луны скептически, но категорически заявил, что, вернувшись к мирской жизни, Джованни вновь станет рабом страсти и греха. По его мнению, юноша встал перед решающим выбором: либо, посвятив себя Богу, вести добродетельную жизнь и добиться духовной свободы, либо уступить влечению плоти и вернуться к беспокойному, возможно даже трагичному, мирскому существованию.
Слова настоятеля несколько успокоили Джованни, и он быстро принял решение. Юноша решил, что через неделю даст обет безбрачия, бедности и послушания в этом самом монастыре. Отец Василий был очень доволен и предложил Джованни принять постриг в начале Великого поста. Джованни молился денно и нощно, продолжая умерщвлять плоть. Теперь, когда он наконец принял решение, его сердце обрело некоторый покой. Юношу мучила только одна мысль: а вдруг у него не хватит сил всю свою жизнь служить Богу?
За несколько дней до того, как Джованни должен был принять постриг, он сидел на маленькой площадке на вершине скалы, молился и смотрел на утес, который возвышался неподалеку от монастыря, когда ему в голову пришла совершенно безумная мысль. Вначале он гнал ее прочь, но потом, постепенно, она перестала казаться такой уж нелепой. В конце концов со смешанным чувством ликования и тревоги он поднялся по небольшой деревянной лестнице, подошел к двери в келью настоятеля и постучал.
Глава 50
— Благословите!
— Господь благословит, — слегка устало ответил игумен.
Джованни поцеловал его руку и сел на пол.
— Что случилось? — спросил старый монах, удивленный выражением лица Джованни.
— Думаю, Господь послал мне решение!
— Какое решение?
— Духовного кризиса, в котором я пребываю вот уже несколько недель, с тех пор, как собрался принять постриг. Как я уже говорил, меня мучила мысль, что я не смогу сдержать обет, данный Богу, и в один прекрасный день вернусь в мир, чтобы найти женщину, которая завладела моим сердцем, и совершу страшное преступление.
Старик слегка кивнул.
— Сейчас, когда я смотрел на скалу неподалеку от нашей обители и на пещеру, где жил святой Ефрем, Бог послал мне решение.