— Он не мог меня предать, — дрогнувшим голосом прошептала Кейтлин и сглотнула, чтобы закричать: — Он просто не мог!
— Однако он предал тебя, — Дерк Ренэт сложил руки на столе и наклонился вперед. — Ты теперь одна. Единственный человек, которого ты считала своим другом, даже больше чем другом, на самом деле просто играл с тобой, а ты даже не заметила этого.
Кейтлин отвернулась, стараясь скрыть катящиеся по щекам слезы. Поверить так просто в его предательство чувствовалось настолько противоестественным, словно сама ее сущность отрицала подобное. Никиас был единственной ее любовью за всю жизнь. Его нежные слова и жадные взгляды не могли быть ложью, просто не могли. В животе скрутило узлом, Кейт согнулась и обхватила себя руками, закусив губу. Ей до боли не хотелось верить чужим словам, и все же… лишь это объясняет удивление Дэмиана и Алистера, лишь потому Никиас сейчас покорно ждет их снаружи. Лишь так император мог доверять предателю.
— Это неправда, — чуть слышно прошептала Кейт. — Такого просто не может быть.
— Уверен, ты сможешь проверить истину после первого же занятия с Никиасом, — император поднял ладонь, и в то же мгновение двери открылись. Двое охранников вытолкнули Кейт в длинный коридор. Едва удержав равновесие, она упала на пыльный ковер, успев в последний момент выставить руки. Тихий звук щелчка оставил их вчетвером, но Кейт не хватало смелости поднять голову и встретиться взглядом с самыми любимыми изумрудными глазами.
Кейтлин села на пятки и смахнула соленые слезы с лица тыльной стороной ладони. С самой первой их встречи она всегда считала Никиаса добрым, честным, неспособным принести боль. Он всегда поддерживал ее, всегда защищал. И она позволила себе открыться ему. Только ему. А теперь… Все ее естество не желало принимать эту правду, однако никакого другого объяснения Кейт не видела. Против магии императора Никиасу нечего противопоставить, а значит, он и вправду предал их.
Дэмиан протянул ей руку, и Кейтлин с благодарностью приняла помощь. Потерянный взгляд черных глаз на миг скользнул по Никиасу, а затем замер на Алистере. Совсем как в тот день, когда их схватила Рикка. Воспоминания об их, наверное, единственном откровенном разговоре в той повозке вторглись в голову непрошенным вихрем, и Кейтлин поняла, когда в последний раз видела подобный его взгляд. Почему же Дэмиан не заметил подвоха раньше? Ведь он настолько проницателен, что даже Сафира не всегда могла узнать правду о собственном возлюбленном. Как же Грей упустил тот момент, что Никиас предал их? Впрочем, по его встревоженному выражению лица очевидно, что именно об этом он и думал сейчас.
— Я проведу вас в комнату, — мягким тоном произнес Никиас, когда Кейтлин поднялась на ноги. Алистер сузил глаза и скрестил руки на груди, поглядывая на бывшего друга. Казалось, даже после проверок в его сердце не появилось доверия, настолько едким был взгляд темных глаз в сторону Никиаса. Хотя его самого, судя по всему, чужое недоверие абсолютно не тревожило. Кейтлин поджала губы и перевела внимание на его лишенное эмоций лицо, и лишь после Никиас продолжил:
— С этого мгновения я стану твоим господином, пока ты не примешь императора своим единственным владыкой. Дэмиан же продолжит обучение у госпожи Найды. Она уже давно дожидается его. Однако в первую очередь Грей будет под моим присмотром, поэтому я буду часто наблюдать за вашим обучением.
— Чудно, — без энтузиазма ответил колдун и отвел взгляд.
— Даже пройдя обучение, ты все такой же, — рассмеялся Алистер и опустил руки, положив левую на эфес меча. — Буду следить за вами. Господин желает лично управлять обучением, потому я буду присутствовать каждый раз. Даже если ты смог его убедить, я буду следить за каждым твоим шагом.
Никиас кивнул, сжав зубы, а затем грубо схватил Кейтлин за запястье и быстрым шагом двинулся вниз по лестнице. Дэмиан же сам последовал за ними, почувствовав мимолетный импульс магии. Длинная череда широких коридоров хранила угрюмое безмолвие, и всем это было сейчас только на руку. Кейт молча плелась за Никиасом, не поднимая взгляда, и мысли ее были полны одним лишь отчаянием. Больно, противно, хотелось ударить его, но и одновременно с этим горько расплакаться. Как же Никиас мог говорить такие нежные слова и служить императору? Будь у него хоть капля любви к ней, он не предал бы их. Его план… тоже ложь?