— Если быть точнее, то трое в кабинете, двое в прихожей, снайпер — на крыше… Я действительно хорош. И поэтому склонен принимать или не принимать предложения, отталкиваясь только от своего мнения. Или мнения моего деда. Знаете, мне не нравятся ваши предложения… Вернее сказать, форма, в которой вы мне их преподносите. Не могу сказать, что я принципиально против всего, но, к вашему сожалению, правила в нашем возможном союзе буду диктовать я…
Полковник даже бровью не повел, а вот майора мое заявление явно задело за живое: он вдруг вскочил, метнулся ко мне и, не дотянувшись до меня рукой с зажатым в ней шокером, неожиданно для себя оказался на полу. С заломленной на болевой прием рукой. Без шокера.
При этом я чуть сместился вместе со стулом, оказавшись вне поля зрения снайпера, а в моей руке задрожал нож для разрезания страниц…
— Может, не надо заниматься ерундой? — рявкнул Кириллов и, встав с кресла, подошел вплотную к лежащему на полу майору: — Ну, что, развлеклись, Игорь Петрович? И как вам там, на полу? Не дует? Я же ясно сказал: убедите — я не против сотрудничества. Нет — ваши проблемы…
— Не кипятитесь, Михаил Вениаминович! — примирительно улыбнулся полковник. — Демонстрация возможностей вашего телохранителя меня устроила. Вполне. А теперь, если позволите, я бы хотел выслушать ваши предложения, юноша. Я надеюсь, они такие же выверенные, как та техника, которую вы имели честь мне показать? И кстати, — он ухмыльнулся и хрустнул пальцами, — отпустите этого недоумка! Он больше не будет!!!
Красный, как рак, майор, встав с пола и отряхнувшись, как побитая собака, молча вышел в коридор…
Я потянулся рукой к вазе с конфетами, выбрал себе "Мишку на дереве", развернул фантик, и, с аппетитом прожевав, пододвинул к себе лист бумаги и ручку:
— Итак, моих предложений всего четыре. Первое касается исследований. Их не будет. Вообще. Я не подопытный кролик, а боец. Я могу вам показать, что умею, а уж как вы этим распорядитесь — ваши проблемы. Второй пункт — я "в темную" не работаю! То есть кроме цели, у меня должно быть и моральное обоснование необходимости ее достижения. Третье — обо мне знают как можно меньшее количество людей. А я лично знаю их всех. Четвертое: мои близкие — вне игры. В любом случае. И за их безопасность я спрошу с вас лично. Как только я пойму, что меня или моих близких кто-то кидает — я уйду… Естественно, с шумом. Пятое — я стою дорого. Сколько? — Я бы хотел, чтобы это определял мой нынешний работодатель. В каждом конкретном случае. И чтобы он имел долю в том, чем я буду заниматься… Вас устраивают такие правила игры?
Кормухин надолго задумался, уткнувшись носом в свой листок. Движения карандаша стали намного быстрее, прерывистее, а на листке постепенно стало вырисовываться какое-то мифическое чудовище… Наконец, минут через пять — шесть он оторвался от рисования и, встав, протянул мне руку:
— Хватка у вас есть. Меня устраивает все. Когда вы готовы приступать?
— Для начала я бы хотел услышать мнение своего шефа! Мало ли, он что-нибудь добавит? — я повернулся к Кириллову и испытующе поглядел на него. Кириллов улыбнулся и, не вставая, дотянувшись до стеклянной дверцы бара, достал оттуда бутылку с грузинским коньяком:
— Молодец, Олег! Я в тебе не ошибся. Я не против твоей работы на Контору. Единственное, что я бы хотел, это чтобы твои выезды заранее согласовывались со мной, для того, чтобы и я корректировал свои планы: оставаться без телохранителя, которому я доверяю, мне бы не хотелось… Ладно?
Полковник, кивнув, потянулся к бутылке и быстрым, свидетельствующим о хорошей практике, движением наполнил рюмки. Раздался звон стекла, по горлу прокатился сгусток огня, и я почувствовал, что выиграл еще один раунд игры, в которую играл уже шесть с половиной лет… Игры, в которой нет победителей или проигравших. А есть только живые или мертвые… и так мало Счастья…
Глава 31.
Если бы я шел по этой тропе один, то даже в самый солнечный полдень не смог бы найти место, в котором, по словам Мериона, жил Хранитель Врат. Несмотря на то, что, проходя по тропе, невольно прикасался левым плечом к стене этого самого «дома»: в самом обычном, ни чем не примечательном месте Учитель вдруг остановился. Тоненькая, еле видимая трещина в скале от незаметного прикосновения Наставника вдруг расширилась, и здоровенная каменная плита, повернувшись вокруг своей оси и перегородив всю тропу естественным щитом, открыла нам доступ в пещерный лабиринт, в котором, как ни странно, было светло! Первый же светильник, больше похожий на твердый, но очень прозрачный бычий пузырь, светился ярким и совершенно не мерцающим светом, со стороны чем-то походя на маленький, но холодный осколок солнца. Остановившись, чтобы полюбоваться на это маленькое чудо, я чуть не оказался размазан по стене бесшумно вернувшейся на место дверью… Впрочем, особенно задержаться у меня не получилось: Учитель, ни на секунду не останавливаясь, скрылся за поворотом, и мне пришлось рвануть вдогонку, так как оставаться одному в этом лабиринте мне совершенно не улыбалось…
Путь по безлюдным коридорам оказался не долог: через половину стражи пол вдруг сделался покатым, потом на нем появились идеально ровные, будто нарисованные, ступени, и, пробежавшись по небольшому спуску, мы уперлись в еще одну каменную дверь. Однако открыть ее так же легко, как первую Мериону не удалось. Да он, собственно, и не пытался. Вместо этого он прикоснулся пальцем к какой-то неровности на уровне своей груди, и что-то сказал на незнакомом мне языке. И дверь, будто повинуясь его команде, почти сразу поползла в сторону!
Учитель, не дожидаясь, пока она откроется полностью, не задумываясь шагнул в открывшийся проход, а я, заглянув внутрь, замер на месте: в отличие от каменных, кое-как обработанных стен каменного лабиринта, по которому мы плутали до этого, там, внутри, царил совершенно другой мир: идеальные, без единого стыка, стены, такие же пол и потолок; ни единой соринки или пылинки и яркий, слегка беловатый свет, который лился из прямоугольных участков потолка… Мне стало жутко: такого не могло быть в природе… Но — было!
Тем временем Мерион, пройдя часть коридора и не услышав шагов позади, повернулся, и, увидев, что я в замешательстве, понимающе улыбнувшись, поманил меня к себе:
— Потерпи немного, сынок, и тебе многое станет ясно… и расслабься: врагов здесь нет!