Прощу прощения за это — опять же, вынужденное — отступление, которое, я надеюсь, если и не снимет с автора вину за оттягивание того момента, когда, наконец, он сможет непосредственно приступить к рассказу о давних кровавых событиях, то хотя бы убедит читателя в моем искреннем стремлении написать хороший детектив — стремлении, как я считаю, благородном, даже если оно и остается, в данном конкретном случае, не подкрепленным литературными способностями неопытного сочинителя. Теперь, объяснившись с читателем, я могу с чистым сердцем приступить к намеченному описанию персонажей своего романа. Все они — жильцы той самой коммунальной квартиры, о которой уже шла речь. А потому пойдем по порядку.
Квартира, вход в которую был устроен с правого торца дома (если смотреть со стороны фасада), начиналась небольшими сенцами, куда входящий вступал прямо с невысокого крылечка, и чья дверь запиралась на старинный висячий замок лишь тогда, когда в квартире не оставалось никого из жильцов. Воровать в сенях было нечего, они были совершенно пусты, разве что зимой здесь лежал веник, которым обметали с валенок налипший снег. Из сеней ты попадал в узенький двухметровой длины коридорчик, который тоже был пуст: голые стены, внизу до уровня плеч среднего человека крашеные масляной грязновато-зеленой краской панели, выключатель, чуть выше мирно жужжащий электрический счетчик с тремя вкрученными в него пробками, вверху побеленный и уже начинающий растрескиваться потолок, с которого свисает на длинном шнуре слабая электрическая лампочка без абажура, — вот и вся обстановка, если не считать запылившихся перекрученных электрических проводов на роликах, тянущихся от счетчика к лампочке, к выключателю и уходящих вглубь квартиры. Даже обычной в таких местах вешалки с изогнутыми двойными крючками и полочкой для шляп и шапок здесь не было — каждый раздевался в своих личных апартаментах.
Коридорчик отделялся от сеней крепкой входной дверью, массивной — хотел сказать «дубовой», но спохватился: из чего она была сработана я не знаю, но не исключаю, что и действительно из дуба. Весила она килограммов сто — не меньше, но затворялась легко, без особых усилий, о чем заботился один из наших жильцов, регулярно смазывая ее петли машинным маслом из специальной масленочки, одалживаемой для этой цели у другой нашей жилички. Вот эту-то — истинную — входную дверь вряд ли бы удалось быстро преодолеть даже опытному домушнику, не говоря уже о мелкой местной шпане. За это ручались как толщина и крепость самой двери, так и хитрость конструкции и надежность внушительного накладного замка, которым была оснащена дверь. Несмотря на свое относительно недавнее отечественное происхождение, замок этот заметно отличался от обычных советских скобяных изделий и внушал почтительное к себе отношение. Я бы предположил, что он предназначался для банковского сейфа, но его конструкция, снабженная специальным ребристым колесиком и позволявшая запирать его изнутри без ключа, исключала такую возможность. Вероятно, такие замки изготовлялись для надежной охраны каких-то особо важных, «государственных» дверей (например, двери первого отдела на «режимном предприятии»), а тот же самый жилец, что усиленно заботился об исправном состоянии входной двери, сумел изловчиться и позаимствовать его из «закромов родины» для установки на входе в нашу квартиру. Отпирался замок большим ключом с двумя лопастями, направленными в разные стороны и имеющими сложные фигурные края с многочисленными выступами и вырезами, которые можно было воспроизвести лишь имея в руках оригинальный ключ. Изнутри, как я уже сказал, замок запирали, дважды поворачивая колесико — на два оборота, и горе тому, кто по рассеянности забывал это сделать, входя в квартиру. Такие случаи бывали — со мной и еще с одним нашим разгильдяем, — и я знаю, о чем говорю. Жильцы наши были воспитаны суровым предвоенным временем и военными годами и больше воров боялись, пожалуй, только пожара. Так что можно понять их строгость в таких вопросах.
Чуть не забыл сообщить важную деталь: на ночь дверь запиралась — помимо замка — на внушительный засов. Вот он-то сохранился здесь еще со времен прежнего хозяина и сразу выдавал свое дореволюционное происхождение.