Размышляя таким образом и незаметно для себя перейдя от восторга, вызванного обнаружением убийственного в своей логике довода в пользу невинности моих соседей, к унылой констатации того, что я по-прежнему нахожусь в логическом тупике и не знаю, как из него выбраться, я наконец уснул и неожиданно для себя проснулся среди ночи.
Обычно со мной такого не случается, и я до сих пор могу при случае прихвастнуть тем, что засыпаю быстро и сплю крепко, так что, если на меня не наступать и не включать над ухом на полную громкость радио, я буду спать при любых обстоятельствах, пока окончательно не высплюсь. Но в тот раз я всё же почему-то проснулся задолго до того времени, в которое я обычно вставал, — вероятно, усиленная умственная деятельность накануне вечером что-то сместила в моем внутреннем функционировании. Было еще почти темно, и совершенно тихо — лишь мерно тикал стоявший рядом на столике будильник. Эта ночная и — и после непрестанных мыслей об убийстве — немного жутковатая атмосфера (света я зажигать не стал) навела меня на мысль, что преступник — а теперь я не сомневался, что им был какой-то неизвестный мне злодей, — покидал нашу квартиру приблизительно в такой же обстановке.
Я мысленно видел, как он — темная мужская фигура без лица и особых примет — собирается покинуть место своего ужасного злодеяния. Он уже всё обшарил, вымыл руки и бритву, тщательно протер ее и пепельницу, не забыл при этом и графин и другие предметы, к которым он притрагивался, — всё! дело закончено, надо идти. Да, наверное, он снял с себя рубаху с запачканными кровью обшлагами и, пожалуй, надел одну из хозяйских рубах (хорошо бы проверить, все ли жигуновские рубахи на месте; да, кто это сможет сказать?) Даже если она не подошла ему по размеру, это пустяки, никто из встреченных на улице не обратит на это внимания: всё лучше, чем в окровавленной одежде или вовсе без рубахи. Он пакует, заворачивая в газеты, банку с «кладом», другую свою добычу, снятую с себя рубаху, аккуратно перевязывает пакет веревочкой. Готово. Останавливается, думает: ничего не забыл? Приоткрывает штору и выглядывает на улицу: уже светает, но на бульваре никого, всё тихо. Пора. Он приоткрывает двери в коридор — жаль не нашел ключи, нечем закрыть, но нет смысла продолжать поиски; наплевать — разница не велика. Он осторожно делает несколько шагов по направлению к входной двери и в слабом свете, проникающем в коридор через кухонные окна, видит лежащего на полу Витю. Опа-на! Вот так фокус — хода нет! Он возвращается в комнату Жигуновых и раздумывает, как ему быть. «Еще хорошо, — соображает он, — что я так долго провозился, пока обшмонал в комнатах все углы и щели, и двинулся на выход только сейчас, когда уже рассвело. А то в темноте наткнулся бы на этого кретина — это было бы дело». Он опять подходит к окну, выглядывает: всё по-прежнему.
На этом месте мой мысленный кинофильм прервался — я опять зашел в тупик. Почему он не вылез в окно? Это же так просто и не могло не прийти ему в голову. Что его остановило и что он сделал вместо этого? Черт! Ерунда какая-то! Может, он знал, что соседка выходит на пробежки рано по утрам и боялся с ней столкнуться? Допустим, когда он возвратился в комнату Жигуновых, он через неплотно прикрытую дверь услышал, как в коридор вышла Калерия, и… Ох ты!