— А ты разве не в курсе? — Ее лицо поменяло выражение на удивленное. — Матвей взял неделю за свой счет, сказал, проблемы какие‑то.
Черт! И что теперь делать?
— Спасибо…
— Эй, ты в порядке? Вы что, поссорились? — Карина оживилась и явно заинтересовалась. Если дам ей повод так думать, завтра это будет главная тема для обсуждений на фирме. Матвей когда‑то шутил, что все сплетни в компании начинаются с бухгалтерии.
Я сделала над собой усилие и лучезарно улыбнулась.
— Нет, что ты! Совсем вылетело из головы, была занята другим. Вот решила сделать ему сюрприз, а телефон забыла дома. Слушай, ты не подкинешь меня до остановки? Такая погода, жуть! И сапоги текут.
Отмазка прозвучала фальшиво и неправдоподобно, но я понадеялась, что Карина хотя бы не будет больше лезть с расспросами.
— Ноу проблем! — улыбнулась она и тряхнула рыжими волосами. — Я как раз в твою сторону еду, так что довезу до дома.
— Ты меня очень выручишь. Спасибо! — искренне сказала я и покосилась на своих преследователей.
— Тогда подожди, я сейчас подгоню машину.
Карина продефилировала к выходу, и я быстро последовала за ней.
Филипп перехватил меня, преграждая путь.
— Я не могу отпустить тебя одну.
— Вот как? — Я вздернула подбородок и постаралась унять предательскую дрожь в ладонях. — И что ты сделаешь? Схватишь меня на глазах у всех этих людей?
Он глубоко вздохнул, обдумывая мои слова. Затем кивнул и отступил на шаг. Полез во внутренний карман куртки, протянул визитку.
— Вот, держи. Звони в любое время. — Затем покачал головой, словно я совершала самую большую глупость в жизни. — Надеюсь, ты позвонишь раньше, чем охотник тебя найдет.
— Да — да, конечно. — Я машинально взяла визитку, дав себе слово выкинуть ее в ближайшую урну.
— Вот еще. — На сей раз в ладони Филиппа лежал небольшой прозрачный пузырек с розовым содержимым, похожим на раствор марганцовки. — Если он найдет тебя, плесни ему в лицо и беги, что есть мочи. Так быстро, как бежала сегодня. А потом позвони мне — это единственный шанс выжить.
Он не стал ждать ответа — развернулся и пошел к выходу, делая знак Кириллу следовать за ним. Кирилл несколько секунд зло смотрел на меня, а затем бросил:
— Дура! — И вышел за братом.
Я ошеломленно уставилась на странной формы бутылочку, потом машинально сунула ее и визитку в карман и направилась на улицу.
Кэрроловская атмосфера не покидала до самого дома. Я вошла в пугающе пустую квартиру, сняла сапоги и куртку, включила свет во всех комнатах.
Одна… Я совершенно одна здесь. После всего, что произошло, пугала даже сама мысль об одиночестве. Еще и телефон посеяла, благо, есть домашний.
Набрала номер Вики, мысленно считая длинные гудки. Подруга сняла трубку спустя полминуты.
— Вик, привет. Слушай, можно я сейчас приеду? Со мной что‑то жуткое творится. Матвей ушел, а ко мне на улице пристают типы всякие…
— Черт, Полька, вечно ты влипаешь в истории! Матвей мне трубку оборвал, тебя неделю не было!
— Я все объясню, обещаю.
— Конечно, приезжай. Добраться‑то сможешь без приключений?
— Вызову такси, — ответила я и повесила трубку.
Глава 4. Охотник
Уснуть получилось не сразу. Сначала была Вика. Терпеливая, ласковая Вика. Я уже и забыла, каково это — просто дружеские посиделки. Молчание. Коньяк.
А потом она уложила меня в моей бывшей спальне, но я долго ворочалась. Я не думала о произошедшем накануне — о странных типах, о том, что так и не увидела Матвея. О том, что случилось в темной подворотне.
Нет. Я думала о нем — человеке, который был для меня всем и который причинил такую боль. О своем светловолосом идоле. Ненавистном, навязчивом. Безумном. Так и уснула с его образом перед глазами. А потом мне приснился сон.
Я одна, среди ночного леса. Где‑то вдалеке ухает филин. Ветер раскачивает высокие деревья, треплет мои волосы, свистит в ушах. Над деревьями распростерлось темное, в грозовых тучах, небо.
Мне страшно, но в то же время волнительно, и я знаю: сейчас что‑то случится. Оттого сердце так стучит в груди. Гулко. Обреченно. Оттого дрожат озябшие колени. Дрожь поднимается от пяток, постепенно завладевая телом, добирается до затылка и проникает в мозг.
Я стою, не в силах пошевелиться, в полумраке, и жду.
И вдруг голос резкий, глубокий.