Кончились они еще и потому, что срочно позвонили от Михайлова, и совсем другие события заслонили собой все, что было связано с Божковым.
— Сегодня, через час-другой, будет арестован некий Кисляк, — сказал Михайлов. — В колумбарии того самого Донского монастыря у него ниша. Жена захоронена. В этой нише тайник…
— Готье?
— Да, представьте себе, Сергей Евгеньевич. Супруга Готье днем побывала там, открыла дверцу своим ключом и оставила букетик цветов и вот эту бумажку-фантик. Что в ней, мы еще не можем сказать. Пара каких-то условных фраз. Мы успели сделать для себя фотокопию. А бумажку ту Кисляк забрал. Идет с ней домой. Его «подберут» по дороге осторожно, без шума. А за квартирой будем наблюдать. А поскольку серый «фольксваген» ваша находка, займетесь сразу же Кисляком. Бумажка эта — веский аргумент, она будет при нем. Так что, я думаю, дальше вы сумеете правильно повести разговор. Идите к себе и готовьтесь. «Бой» ему дадите завтра. Пусть у него будет впереди ночь. Скорее всего, он проведет ее без сна. А к утру вы постарайтесь узнать все возможное об этом человеке. Анкетные данные на работе, характеристика и прочее. А дом, окружение не трогать.
Глава IX
На новую квартиру Юрьев отправился сразу же, как только «дядюшка» дал адрес. По дороге зашел в парикмахерскую, постригся и сбрил усы. Клава Дронова встретила его приветливо и без долгих разговоров выделила девятиметровую комнату, хоть и примитивно обставленную, но чистенькую. Юрьев не сказал, сколько будет тут жить, но заплатил за месяц вперед, причем вместо тридцати рублей, что она запросила, дал пятьдесят, да еще десятку на продукты: если, мол, захочет утром завтракать. При этом попросил, чтобы хозяйка не говорила соседям, что пустила жильца.
— Да упаси бог, — замахала рукой Клава. — Я вообще стараюсь с ними поменьше. И деток в строгости держу. Хочу вот их в деревню к родне ненадолго отправить. Так что беспокойства вам не будет.
День был воскресный, и Юрьев сразу ушел из дома. Позвонил Ольге из автомата.
— Я готов. Заехать к тебе или ждать, где прикажешь?
— Павлик, милый, я тут наготовила всякой всячины целый рюкзак.
— Тогда я примчусь за тобой на такси.
Два дня назад они договорились, если будет хороший день, вместе отправиться на канал и провести воскресенье где-нибудь в тихой бухте. Все эти дни он не мог подавить в себе чувства тревоги и забыть то, что произошло. Оборвалась такая важная для него связь для получения посылок, и он не имел пока других вариантов. Правда, Браун обещал позаботиться об этом, чтобы полностью не зависеть от Божкова. Но теперь Божкова не было, и Павел, подав сигнал, ждал. Он надеялся, что эта загородная прогулка, присутствие Ольги, которая с каждой встречей занимала все большее место в его жизни, снимут напряжение, дадут возможность забыться. Он даже поймал себя однажды на мысли, что зашел слишком далеко и что порой просто тоскует без нее. И это в его-то положении…
Он с трудом привыкал, особенно в первые дни, к тому, что в этой чужой для него стране все нужно делать самому, что далеко не все можно сделать за деньги. Он привыкал к общему среднему достатку, в котором жили люди. Разные люди. Но эти люди, некоторые из которых ворчали на бытовые неурядицы, в то же время были горячими патриотами своей страны. Удивительными оптимистами, верящими, что если не сегодня, то завтра все будет налажено. Эти люди не боялись за свою судьбу и судьбы ближних. Никто никогда не говорил о безработице, о падении курса акций. Люди верили в то, что они делали сообща. И у этих «инопланетных» людей были свои личные планы и интересы. Они ждали новые квартиры, ехали отдыхать к Черному морю и в Прибалтику.
С Ольгой он как-то переставал думать о всех этих внешних для него приметах страны и удивлялся духовной наполненности людей, их интересу к новым фильмам, книгам, спектаклям, картинам, их жажде знаний…
Он поднялся к Ольге. Открыв дверь, она повела его в комнату, залитую солнцем.
— Батюшки мои, сбрил свои усики! Ты мне так даже больше нравишься. — Она погладила его по щеке.
Он стоял и испытывал удивительное, давно замурованное где-то чувство стыда, стыда за то, что он лжет этой молодой женщине, которая стала такой близкой, такой необходимой ему.
— Я готова. Бери рюкзак. — Ольга улыбалась и была так хороша, что он долго молча смотрел на нее, не решаясь разрушить эту высветленную солнцем картину. — Поехали, Павлик…