— Что ты задумала? — он протянул ко мне мокрые руки.
Я их поймала и приложила к щекам.
— Ты же умеешь читать по аурам в темноте.
— Без твоих мыслей для меня белый день кромешней ночи.
Как отчаянно он это сказал!
— Разве не интересней, когда девушка загадочна и полна неожиданностей?
— Это как кататься с ледяных горок. Никогда не знаешь, когда наскочишь на бугор, перевернёшься и разобьёшь голову.
— Мне твоя голова целая нужна, — я со смехом поцеловала его, щекоча языком его верхнее нёбо. Когда оторвалась, он дышал тяжело и уже не сопротивлялся. — Тебе понравится — обещаю!
Он откинулся на стенку чана. Я устроилась сзади него и принялась разминать его забившиеся мышцы на спине, под лопатками, на плечах и на шее. Шандор рассказывал, что больше всего напряжение скапливается именно там. Чувствовались жёсткие уплотнения. Вначале легко и поверхностно — разогреть, пар открывает поры. Пальцы уже сводило от натуги, дышать стало тяжело, но я не сдавалась. Твёрдые комочки смягчались и сглаживались. Микаш терпел молча, хотя порой я ощущала волну неприятных эмоций, когда задевала болезненные места. Мышцы будто натягивались струной и расслаблялись, так я понимала, что делаю всё правильно.
— Тебе нравится? — спросила я, добравшись уже до его затылка и почти закончив. — Должно стать легче, тело более подвижное, а голова светлая и ощущения такие… будто летишь.
Так чувствовала себя я после работы Шандора. Сравниться с ним вряд ли выйдет. Лишь бы не навредить.
— М-м-м, хорошо, — он еле шевелил языком. — Но не нужно мне прислуживать.
Я откупорила фиал с терпким эфирным маслом розмарина и сладким лаванды, смешала их на ладони и втёрла в распаренную спину Микаша.
— Меня всю жизнь учили прислуживать мужу, и неважно, что он меня не полюбит или окажется мерзавцем. Потому я сбежала. Хотела принять мужскую долю, но не смогла. Не мужчина я. Думала, что и не женщина, но ты во мне это разбудил. Так почему теперь не принимаешь мою заботу, ведь мне так хочется тебе её отдать!
Микаш всхлипнул и снова расслабился. Я смазала рубцы на плечах мазью, чтобы смягчить.
— Я недостоин, — едва слышно выдохнул Микаш.
Я обошла чан, упёрла руки в бока и заглянула Микашу в лицо. Почему судьба наградила меня таким упрямцем? Почему так тянет в груди от одного взгляда на него? Я перегнулась через бортик и впилась в жёсткие губы. Не ожидала, что Микаш потащит меня к себе и сорвёт промокшую камизу. Будет целовать и поглаживать, разбрызгивая воду из чана по плиточному полу, пока я не перестану соображать, что происходит.
Перед приёмом я навестила Торми. Наша комната принадлежала ей одной, так как Джурия уехала искать родственников, а я жила у Микаша.
— Никак им не надышишься? — усмехнулась Торми.
— Можешь сделать что-нибудь с моими волосами? — попросила я, улыбаясь.
Денег на парикмахера не осталось, а Торми умела выглядеть если не роскошно, то хотя бы пристойно при совсем скудных средствах, и с удовольствием соглашалась помочь. Она приподняла мои волосы и заколола их шпильками в высокую причёску, украсив её живыми незабудками. Вышло миленько и к платью подходило.
Торми потянулась за мукой, которой заменяли дорогую пудру.
— Не стоит. Твои волосы и так выглядят припудренными, а если какой шутник обольёт водой — не опозоришься.
Мы вместе рассмеялись.
Дома я долго возилась с Микашем: расправляла его впервые надетый костюм и заплетала волосы. С отцом в Ильзаре я напрактиковалась достаточно. Нужно было стянуть всё это колючее безобразие в тугой жгут и свернуть его в пук на затылке. Церемониальная причёска Сумеречников, охотничья гельерка. Раньше считалось, что она усиливает связь с материнской стихией, но потом целители выяснили, что причёска на дар никак не влияет в отличие от мышечного напряжения, особенно в области шеи и головы. Гельерка осталась как символ принадлежности к ордену. Всем, кроме посвящённых рыцарей, запрещалась её носить.
Микаш как всегда молча терпел мои издевательства: расчёска с трудом продиралась сквозь волосы, непослушные пряди приходилось натягивать и скреплять шпильками, чтобы не разлетелись, пока я не закончила.