— Что ж вы так нерадушно встречаете «добрых гостей»? Сами же приглашали всех! — хрипло загнусавил калека, натянул поводки, привязанные к ошейникам собак, и те замерли возле помоста.
Свита двигалась следом, бросая по сторонам волчьи взгляды. Люди боязливо жались к домам. Мысли текли вяло, как будто всё происходило не со мной. Жаль. О поножовщине быстро узнает весь город, репутация будет загублена, а всё, чего добился Жерард, полетит под хвосты этим мешкам с блохами. Вместе с единственным шансом оживить Безликого и спасти мир!
— Чего вылупились? Я тоже благословения хочу и нуждаюсь не меньше, чем те, — калека указал на свои ноги, а потом махнул на отступающую толпу. — Удостойте милости — омойте мои ножки. Может, свершится чудо, и я излечусь?
Потешаясь, он обвёл нас презрительным взглядом.
— Или у вас, как и везде нынче, чудеса только по расписанию для чистеньких и благополучных? Тогда платите дань королю Лелю, властителю всех отверженных Эскендерии!
— Платите! — скандировала свита, стуча палками о мостовую так, что доски помоста жалобно скрипели и вздрагивали.
— Попасть в Нижний город легко — выбраться сложно, — издевался Лелю, с трудом перекрикивая гвалт. Махнул рукой — и все замолкли. — Красавица-белоручка, — он указал на Торми. — Не соблаговолишь помыть мне ножки? Только это уже не плата, а задаток!
Она прижала руку ко рту, борясь с дурнотой, и метнула умоляющий взгляд в Кнута с Кьелом. Они привстали с лавок, чтобы подать сигнал к атаке. Не хочу на это смотреть!
Я решительно поднялась:
— Вас устроит, если я займу её место?
Калека легко выдержал мой взгляд и похабно ухмыльнулся:
— Сама вызываешься? Хм… Храбрость у нас почёте, а ребята?
— Дурость! Дурость! — хором загоготали оборванцы.
Я залпом выпила защищающее от болезней зелье из фляги и взяла тазик с водой, в котором мы мыли руки. Если что, можно будет послать кого-нибудь за чистой водой после.
— Не ходи! — схватил меня за локоть Кьел. — Доктор Пареда бы не одобрил.
— Его здесь нет, — напомнила я. — А я не одобряю кровопролитие. Я сыграю по его правилам, и люди уверятся, что правда на нашей стороне. Ему придётся оставить нас в покое.
— Это опрометчиво и наивно! — поддержал брата Кнут.
Я спустилась с помоста и поставила таз на мостовую рядом с калекой. Во внутреннем мешочке завалялся флакон с травяным настоем. Я вылила его в воду, чтобы хотя бы запах был приятный, правда, вонь потного тела он всё равно не перебил. Суконной тряпкой я омывала отсохшие ноги. Они были холодные, бледные и мертвенно-неподвижные. Казалось, поцарапаю их или ущипну — калека ничего не почувствует. Но проверять я не стала.
— Не противно? — продолжая насмехаться, спросил Лелю.
— Не противнее крови и кишок на мостовой, — ответила я безразлично.
Опыт в храме Вулкана отбил брезгливость к недугам. Гнойные язвы, пролежни, испражнения, затуманенные болью глаза страждущих… Это мытьё такая малость по сравнению с остальным.
— А оно и вправду поможет? — впервые поинтересовался Лелю без издёвок.
— Тут вряд ли бы лучшие целители справились. Я не вершу чудеса, я только изрекаю волю богов, — без обиняков объяснила я. — Давно у вас так?
— Всегда, — Лелю снова усмехнулся. Видимо, жалость в моём голосе ему не понравилась. — Если такая честная, может, ответишь? Ходят слухи, что ты дочь высокого лорда, а в женихах у тебя герой-Сумеречник, любимец самого маршала. Это правда?
— Он мне не жених, а в остальном — да, — созналась я, выжимая тряпку. Вода стала совсем мутная.
— Тогда зачем тебе эти унижения? У тебя же всё есть.
— Люди редко довольствуются синицей в руках и тянутся за журавлём. Вот и я хочу достать до Девятых небес и вдохнуть в них жизнь.
— Мечтательница! — рассмеялся Лелю и приложил мою ладонь к губам. — А вот оружие под плащом прятать незачем, — обернулся к головорезам. — Эй все, смотрите, Светлая госпожа сотворила чудо!
В моей ладони осталась щербатая медька. Лелю хлестнул собак поводками, и те помчали его тележку вдоль площади. Он шевелил левой ногой под восхищенные охи толпы, а я недоуменно перекатывала подарок между пальцами.
— Светлая госпожа помилована моим указом, а остальные ещё должны заслужить право на жизнь! — Лелю на прощание обернулся к помосту и помахал моим товарищам. Они взирали на нас с молчаливым неодобрением.
Снова свистнули поводки. Собаки понесли телегу к выходу с площади. Стражники попытались их задержать, но псы оказались проворней. Лишь клацнули зубами и умчались в сторону улицы. Толпа хлынула к помосту сокрушительной волной.