— Чудо! Мы хотим чуда! Дайте прикоснуться к чуду! — кричали, толкали, протягивали руки, как когда-то на казни.
Совсем ополоумели, так жаждали урвать краюху волшебства. Девчонки нехотя принимали их: прикасались к ладоням, улыбались, выслушивали, говорили тёплые слова. Кнут и Кьел расслабились и вернулись на лавки.
Я отлучилась с площади вылить грязную воду из тазика в сточную канаву. Враждебности больше не чувствовалось, как и страха. Прохожие смотрели на меня с любопытством, но никто не смел заступать дорогу. Я подошла к покосившемуся колодцу, чтобы помыть тазик. Плесневелая и местами почерневшая верёвка нехотя отматывалась от ворота и с тугим скрипом наматывалась обратно. Вот-вот перетрётся или разломаются трухлявые доски. Этого не случилось, но не повезло в другом: вода в ведре оказалась вязкой и липкой, зеленовато-ржавого оттенка. Воняло от неё знатно.
В Верхнем городе за колодцами следили младшие целители из храма Вулкана: очищали воду с помощью зелий, приглашали плотников либо лозоходцев, чтобы те искали новые места, если старый колодец высох.
Я подошла к берегу реки, но спускаться к воде не решилась. От неё тоже разило. На отмель прибивало горы мусора, тины и плавающей кверху брюхом рыбы. Правда, серые утки и зеленоголовые селезни копошились в камышах в великом множестве, дрейфовали по течению и чувствовали себя отлично.
Оставалось надеяться, что таз больше не понадобится.
Я вернулась на площадь и заняла своё место между Джурией и Торми. Несмотря на то что меня «помиловали», бросать девчонок на растерзание толпы не хотелось. Они облегчённо вздохнули, когда основной поток людей направился ко мне. Мешки с милостыней стремительно пустели, день клонился к закату, а гостей меньше не становилось. Кое-кто пытался прорваться по второму и даже третьему кругу, но их отталкивали сами возмущённые «гости».
Из-за широкой спины на диво сентиментального верзилы выглянула знакомая чумазая мордашка. Яркие ленты, цветочки, поломанные дешёвые украшения — всё при ней. Как и большие невинные глаза. Сорока-воровка дождалась, пока верзила не уйдёт, и заняла собой всё обозримое пространство.
— Помнишь меня? — обезоруживающая улыбка, ямочки на щеках и щёлка между передних зубов — ничего не изменилось, разве что подросла немного и округлилась в груди, хотя угловатые черты подростка всё ещё преобладали над мягкими девичьими формами. Красивая будет, когда созреет.
— Хлоя, принцесса воров, — ответила я без интонации. Зачастили ко мне самопровозглашённые монаршие особы из трущоб. — Я спасла тебя от казни, а потом ты меня выследила в тёмном переулке.
— Ты обещала прийти в гости, а сама только и делала, что пряталась, — она ткнула мне в грудь пальцем. Присутствующие с любопытством прислушивались. — Струсила?
Когда я успела ей что-то пообещать?
— Я бы с радостью проведала вашу семью, но у меня нет пропуска в Нижний город, — а что? Набралась бы глупости и сиганула с очередного обрыва. Когда уже внизу окажется не глубокая вода, а острые камни?
— Я проведу тебя без пропуска, если завтра на рассвете ты будешь в том переулке, где мы встретились в прошлый раз, — хитро прищурилась Хлоя, желая загнать меня в угол. Сплюнула на ладонь и протянула мне: — По рукам?
Я хмыкнула про себя, но ладонь пожала. Почему бы нет? Лелю тут вроде главный, а он меня помиловал. Наверное.
— Через день. Завтра не успею. Какой подарок ты хочешь? Может, яблоко? Знаешь, как говорят: в день по яблоку съесть — здоровье обресть, — я полезла в мешок, но там уже почти ничего не оставалось. Пару яблок, и те оказались вялые и подгнившие.
— Нет, я хочу это, — она ткнула пальцем мне под капюшон в заколку Жерарда. Как разглядела? Точно сорока!
Жерард разозлится, если я её отдам, или не заметит? В конце концов, он не влюблённый юнец, должен понять. Я открепила заколку и, аккуратно расправив грязные пряди, заколола её Хлое с левого бока.
— Мне идёт больше, чем тебе? — она покрутилась передо мной.
Толпа уже роптала, что Хлоя отнимает так много времени.
— Красивая, — согласилась я, про себя добавив, если отмыть хорошенько и одеть в приличную одежду. — У нас самая красивая Торми, а я ни на что не претендую, — я махнула рукой в сторону подруги.
Хлоя наморщила вздёрнутый носик:
— Обычная! Так ты придёшь?
— Через день.
Она, наконец, удалилась. Люди ещё долго возмущались её наглости и просили прощения. Я с трудом сдерживала смех, слушая их серьёзные рассуждения об этом происшествии.