Беркут сбавил темп, галопируя настолько плавно и размеренно, что Микаш, казалось, слился с ним в единое целое. Они летели над землёй. И я летела рядом.
После прогулки я перестала пугаться, когда Микаш делал сложную работу или перенапрягался. Рана не открывалась, корки размягчались и отходили всё больше, но появлялись новые, и снова надо было их промывать и мазать. Микаш вернулся к тренировкам с оружием. Гимнастику мы делали и до этого, Микаш даже метал ножи в мишень левой рукой. Но сражаться на мечах…
Он проводил на тренировочном дворе во дворце Сумеречников дни напролёт — колошматил соломенное чучело затупленным мечом. Вокруг собиралась толпа зевак: оруженосцев, новобранцев, простых рыцарей. Нет-нет, да среди них появлялись лица знакомых командиров. Микаш ни на кого не обращал внимания и продолжал упражняться, вначале неловко, роняя клинок и едва не попадая себе по ногам, но чем дальше, тем уверенней и лучше.
Однажды Микаш засиделся допоздна над записями, педантично выводя каждый штришок в очередной руне. Я устала ждать, когда он уляжется. Закашлялась. Когда он не отреагировал, подкралась на цыпочках со спины и закрыла ладонями его глаза.
— Не слепись. Надо больше отдыхать, если хочешь быстрее выздороветь.
— Стараюсь, — пробормотал он, поднося мои ладони к губам. — Тебе скучно со мной?
— Нет, наоборот! — я уселась ему на колени, заставив отложить перо с чернильницей. — После падения подняться невероятно тяжело, но ты с таким упорством идёшь к своей цели и не жалуешься на трудности. Это вдохновляет.
Он усмехнулся мне в волосы, гладил спину.
— Хочу научиться пользоваться левой рукой так же свободно, как правой. У мастера Гэвина вышло, значит, и у меня получится.
Я припомнила, как маршал писал и двигался.
— Он левша. Им проще.
— Сложности только закаляют, сама сказала. Я справлюсь.
Он упрямо выпятил нижнюю губу. Я не выдержала и поцеловала его.
— Справишься, только не сейчас.
Я потянула его за собой к постели. Всё слилось в звёздный вихрь. Мы одно единое существо, живущее одной слаженной жизнью, ведомое одной судьбой. Его раны — моя боль, мои беды — его печаль. И общий стон, в котором умирала ночь вместе с опадающим лепестком свечного пламени.
Я проснулась первой и наблюдала за его безмятежным сном.
— Знаешь, если бы кто-то другой на меня так смотрел, я бы поседел от страха, — пробормотал он хриплым голосом и потянулся.
— Я тут подумала — тебя надо поощрить, — сказала я, разглядывая его сонное лицо.
— Ещё поощрить? — Микаш шаловливо выгнул бровь и подтянул меня к себе здоровой рукой. В глазах горели алмазные искорки-хитринки.
— Верховая прогулка и совместная тренировка, м? Если осторожно, я разрешаю.
Через пару часов мы уже были на нашем излюбленном месте у излучины реки. Лязгали тренировочные мечи, стучали об твёрдую землю сапоги. У меня было преимущество впервые за долгое время: Микаш ещё не орудовал левой рукой так же легко и свободно, как правой. Удары были заметно слабее, никаких тебе хитрых финтов и обманных манёвров. Но он не унывал, и мне это нравилось. Я даже готова была проиграть, лишь бы он оставался доволен. Счастье такое хрупкое, как тончайшее изделие стеклодувов.
Проигрывать не пришлось, потому что Микаш остановился сам:
— Передохнём?
Я кивнула.
— Мне ещё многому предстоит научиться, — задумчиво заключил он, положив оружие на землю.
— Это и неплохо, — я последовала его примеру. — Когда нечему больше учиться, нечего открывать и некуда стремиться, жизнь теряет смысл.
— Разве твоя жизнь потеряет смысл, когда ты встретишься с Безликим?
— Не знаю. Наверное, я найду другую цель и буду стараться ради неё.
— Вряд ли что-то сравнится с миссией оживить бога и спасти мир.
— Может быть. Не уверена даже, что я на правильном пути. Иногда мне кажется, что я иду в обратном направлении. Как справится с неверием и унынием?
Микаш задумчиво повёл плечами:
— Нужно просто идти и не оглядываться. Жизнь будет испытывать тебя каждый раз, и если ты не сломаешься, то станешь сильнее и куда-то да придёшь. А если всё время останавливаться на полпути и возвращаться, то с места не сдвинешься.
— Но согласись, наше место не так уж плохо.
Микаш сощурился и приобнял меня за талию:
— И я бы провёл здесь всю вечность. С тобой.
Мы смеялись, опускаясь на одеяло, укрывавшее кучу опавшей листвы. Она шелестела у нас под спинами, сырой осенний ветер пытался в ветвях плакучих ив, солнце не жарило, а обволакивало нежным увядающим теплом. Тихо и покойно. И так невероятно хорошо вместе.