Демоны встречались изредка: перекатуны, похожие на сухой комок стеблей, позарившиеся на еду в заплечных мешках. Справлялись с ними легко, но они отнимали драгоценные силы.
На четвёртый день, задыхаясь от усталости и пыли, Сойки всё-таки дошли. Огромная круглая башня уносилась ввысь, насколько можно было видеть. Стены украшали терракотовые горельефы: пышнотелая Повелительница земли Калтащ, её муж медведь Дуэнтэ, сыновья и дочери, покровители ремёсел, с дарами для людей. Скульптура почернела и частично осыпалась, о некоторых сколотых фигурах можно было только догадываться.
Времени оставалось впритык: к утру всё должно быть готово. Маршал с воинством ждёт знака на другой стороне долины.
Винтом поднимались полуразрушенные ступени, тёмные провалы между ними сквозили смертью, приходилось карабкаться и прыгать, балансируя на грани. Вскоре ступени оборвались чёрной бездной. Сойки зацепились осадными кошками за грозящие обвалиться стены и полезли по верёвкам.
В сумерках они добрались до выхода на смотровую площадку, вознося благодарственные молитвы всем богам. В центре лежал огромный, в человеческий рост кристалл. Уцелел каким-то чудом, даже трещин не нашлось! Сквозь него был виден большой очаг, погрызенный копотью. Шесть Соек приподняли кристалл. Микаш высыпал все солнечные камни в очаг, заполнив его с горкой. Пока не стемнело окончательно, Сойки развернули кристалл в сторону русла полноводной Шегами. Теперь свет должен быть заметен издалека — вот и сигнал маршалу о том, что всё готово к битве.
От рассвета Сойки попрятались в ниши под смотровой площадкой. Микаш выбрал ту, что сужающимся окном-бойницей выходила на будущее поле брани.
Зарево разгоралось медленно, словно не желало того, что должно было вот-вот случиться. Полосами разгорался горизонт, сумерки разжижались, серость затапливал яростно-рыжий свет. Медленно вырисовывались очертания жёлтого диска. Стоило лучам добраться до смотровой площадки, как наверху затрещало, раскалился потолок.
«Зажмурьтесь!» — мысленно приказал Микаш. Яркая вспышка обожгла даже сквозь плотно сомкнутые веки, грохот оглушил.
Лишь через пару мгновений, очухавшись, Микаш распахнул глаза, и глядя сквозь пальцы, уставился вдаль. В долине происходило нечто грандиозное. Такого светопреставления, должно быть, не случалось ещё со времён Войны богов. Дробилось русло, разлетались на осколки камни, словно в них не прекращая било молниями. Вода раздвигала себе путь, вначале робко, тонкими струями просачиваясь сквозь трещины. Осмелев, она усилила потоки, нещадно хлеща дрогнувшую преграду, с ликующей яростью набрала невиданную мощь и понеслась в наступление, сметая всё на своём пути. Вот и свет уже перестал бить по руслу, повалил пар, но алчущие волны уже бешеным табуном неслись к башне.
Перед внутренним взором метались всполохи демонических аур, застигнутых внизу неотвратимым бедствием. Толклись, бежали в разные стороны в поисках спасения, шипели и орали, перекрикивая грохот, но тут же гасли, погребённые под толщей голубой стихии.
Дрожали стены, высыпались из кладки камни.
«Держитесь!» — Сойки дружно вцепились в выступы и снова неистово молились, чтобы простоявшая полторы тысячи лет башня продержалась ещё немного.
Поток обогнул строение и помчался дальше, пожирая бессильную пустошь. Опрокидывался сухостой в Перепутовом чернолесье, молодые деревья встречали смерть стоя. И вот, наконец, вода дотянулась до вожделенного высохшего русла, щедро полилась в него, наполняя мёртвую сестру-реку жизнью.
Высоченные волны всё ещё нахлёстывали в башню, пытаясь сломить и её, но древнее строение держалось стойко, словно поддерживаемое самим богами.
Затрубили боевые горны. На берегу новообразованной реки столбом поднималась пыль. Сквозь неё нечётким силуэтом подступали войска. Из воды к ним тянулись уцелевшие демоны: мэнквы, ананси, мангусы, куйату.
Шагал впереди них, воспламеняя воздух, король ифритов, самый большой из тех, кого доводилось видеть. Раскалённый добела венец на голове и бездна в глазах. Ифрит хлестал бичами, вздымал огненные вихри навстречу Сумеречникам. Как истинный предводитель, он не отступал, он жаждал вызвать чемпиона на поединок чести. Последняя отчаянная попытка спасти положение. Что ж, враг хорош — тем слаще победа. Только тревожно, ведь чемпион у воинства один…