Последние неоконченные строчки остались только в самом полном списке: «Забудьте меня, имя и лицо. Но помните моего отца, Небесного Повелители и его царство на Девятых небесах, его ослепительно-белые чертоги и благоуханные сады, его весёлых и светлых обителей-духов. Пускай радостью полнятся ваши души в тёмную пору. Помните мои слова. Пускай они отобьются в ваших сердцах, как древние рисунки на камнях. Да охранит вас всех любовь».
Такие высокие и полные чувства речи, совсем не похожие на сухие строки Кодекса. Видно, Безликий писал перед самым уходом и знал, что не вернётся. Каково было ему оставлять дело, в которое он вложил столько трудов? Были ли у него друзья среди людей, или он возвышался над ними, как король? Каково ему было потом наблюдать, как Сумеречники нарушают его заветы? Зачем они делают это? Люди не боги. Несовершенство, должно быть, в человеческой природе.
За это время я впервые приблизилась к Безликому, лучше поняла, представив его из плоти и крови. Даже во время медитаций так не получалось. Надо дать единоверцу шанс. Вдруг он скажет ещё что-то, что наведёт меня на нужную мысль. Безликий, Единый… пути к ним должны быть схожи!
Дождливые дни сменились ясными и солнечными, как здесь случалось часто. Чтобы загладить вину перед Ферранте, я купила пирог с крольчатиной и капустой и рано утром отправилась в Нижний. На подходе к площади с фонтаном меня нагнала Хлоя.
— Вернулась! — ехидничала она, выставляя напоказ щель между зубов. — Долго без нас не усидишь. А что там? Это мне?
Она заглянула под полотенце, которым был накрыт пирог. Как собака тянула носом воздух, чувствуя съестное. Я прибавила шагу. Может, и прощу её, но только не сейчас.
Народу на проповедь собралось значительно меньше. Стояли чуть в стороне, в основном крепкие мужчины разбойного вида, шептались. Ферранте уже начал выступление. Голос его звучал совсем не так воодушевлённо и уверенно, хотя все ещё громко, чётко и бодро. Я подобралась поближе. Хлоя за мной — хвостом. Я спряталась за широкую спину стоявшего впереди мужчины. Не хотела, чтобы Ферранте увидел меня до конца выступления. Это наверняка бы ему помешало.
— Работу следует начать прежде всего с себя: не брать чужого.
— Мы не берём. Всё и так наше! — выкрикнули из толпы. По рядам прокатились смешки, но Ферранте не обращал внимания.
— Не завидовать и не желать зла. Не обижать и не причинять боли. Держать слово, не предавать друзей, не изменять супругам. Блюсти тело в чистоте и не посещать продажных женщин.
— Эк, ты, батя, загнул! — возроптали уже многие. — Что мы, дети малые?! Все так делали всегда. Без этого нашим же бабам хуже будет!
Повсюду раздавались возгласы одобрения, но и это не смутило Ферранте.
— Воздержание закаляет характер, оздоровляет тело и душу. Только сильный может пройти по этому пути. Вы ведь сильные?
— Хорош заливать! Лучше скажи, когда мы хапуг из дворцов выгонять пойдём? На костёр их всех! А дома себе, и золото себе, и лучших баб тоже себе. Тогда точно по шлюхам ходить не придётся.
Остальные мычали вразнобой, побаиваясь поддерживать слишком смелого товарища.
Ферранте выцепил меня из толпы полным подозрения и возмущения взглядом. Я смотрела на него в упор.
Скажи, какова твоя истинная цель!
— Я не воин и пришёл сюда не за сварой. Лик войны ужасен. В ней нет победителей, правых и виноватых тоже нет. Все, свои и чужие, теряют в ней человеческий облик. Я не пролью ничьей крови, я не поведу вас на бойню. Наоборот, я сделаю всё, чтобы её предотвратить. Если мы все поверим и станем лучше, то люди в Верхнем городе, такие же, как мы, поймут, что наше учение и наш бог истинны. Тогда они сожгут лживых идолов и изгонят обманщиков, а для нас откроются ворота на светлые улицы Верхнего города.
— Скорее Сумеречники нас всех вздёрнут. Пошли отсюда, нечего здесь ловить. Евнух беспомощный!
Интересно, он сказал про изгнание, потому что злился на меня или потому что на самом деле этого хочет?
Я дожидалась, пока мы останемся одни, но Ферранте приблизился ко мне прежде.
— Зачем вы пришли? Увериться, что я угрожаю вашему ордену и сею смуту? Так я вам открыто заявляю, берите меня и казните, раз так хочется! Вам меня не заткнуть! Я приведу этих людей в благостный край или умру, пытаясь.