Дверь грохнула об стену так, что дом сотрясся до основания.
— Лайсве! — низкий голос ударил по ушам.
Я сжалась. Почему он не задержался? Мой тёмный суженый всегда настигал меня, куда бы я ни бежала. В одно мгновение пересёк комнату и оказался у меня за спиной. Сильные руки развернули к нему лицом, но поднять взгляд я боялась.
— Зачем ты кинула меня с этой сопливой девчонкой?
— Так будет лучше для нас обоих, — просипела я.
— Что за чушь?! Я всё понимаю. Я ничтожество, которое только и может, что ныть. Если хочешь бросить меня, так бы и сказала. Не надо делать из меня дурака и подсовывать тупых девок! Если не с тобой, то ни с кем!
От криков закладывало уши.
— Эта девушка помогла бы тебе упрочить положение в армии, — суматошно оправдывалась я.
— Я не потаскуха, которую можно купить за золото и военные чины! — взвился Микаш ещё больше.
Я уткнулась спиной в стену, мелко дрожа, он нависал надо мной грозной тенью. Совсем забыла, каков медведь в ярости. Задерёт и не заметит.
Микаш повернул голову и увидел мой тюк рядом с полками.
— Что это?
— Я… собирала… вещи… — так близко, что думать не получалось, не то, что говорить.
— Что? Нет!
Он впился в мои губы, обхватив руками так, что даже пошевелиться не получалось.
— Скажи это! — оторвался он от моих губ, его голос хрипел, всё больше походя на рычание. — Скажи, что тебе не нравятся мои поцелуи! — Он покрывал ими моё лицо, шею, плечи. Как ему сопротивляться? Как вырвать из себя это эгоистичное желание? — Скажи, что я делаю тебе больно! Что я тебя насилую! — требовал он, стаскивая с меня платье.
Ткань треснула, разлетелась на лоскуты, но я была только рада своей уязвимой наготе.
— Скажи, что ненавидишь и презираешь меня. Скажи, пошёл вон, пропади, умри — и я всё сделаю. Только скажи! — выкрикивал он, удерживая меня на весу.
— П-п-пожалуйста, — с трудом выдавила я, обхватывая его руками и ногами настолько крепко, насколько могла.
Микаш потащил меня к кровати, расталкивая с пути мебель. Что-то падало, крушилось, билось, рвалось — я ничего не понимала, освобождая его плечи от рубахи, не оставляя ни одной пяди кожи не покрытой моими поцелуями. Руки скользили по подтянутому животу к штанам. Неверный шаг, и мы утонули в простынях, кровать жалостно заскрипела. Пока я ловила его в свои объятия, Микаш освободился от штанов и навис надо мной, опираясь на локти, заглядывал прямо в глаза, прикасаясь лбом. В огромных зрачках клокотала звериная ярость. Милый, единственный, мой!
Опустошённая после жаркой ночи, я заснула в его объятиях.
В маленьком окошке на противоположной стене виднелось заходящее солнце. Тело затекло и ломило. Даже мелкое шевеление доставляло неудобство, и вставать совершенно не хотелось.
Микаш судя по ровному дыханию ещё крепко спал. Я придвинулась поближе к нему и залюбовалась его лицом. Я думала, что приручила бешеного медведя, а на самом деле это он что-то сотворил со мной. Будто срослась с ним корнями, не могу ни помыслить себя без него, ни даже просто вздохнуть.
Микаш пошевелился, облизал пересохшие губы и передвинул шершавые ладони мне на талию. Мы долго лежали. Он открыл глаза и разглядывал меня так же внимательно, как и я до этого.
— Извини, я сделал тебе больно вчера. Мне следовало сдержаться, а тебе — меня остановить, — заговорил Микаш бархатисто-хрипловатым голосом со сна.
— Я не хотела тебя останавливать, — я подтянулась и поцеловала кончик его носа. — Это ты прости, что сделала больно нам обоим. Спасибо, что остановил меня. Я хотела помочь тебе закрепиться в армии. Ведь ты об этом мечтал?
Он улыбнулся, поглаживая моя спину.
— Не такой ценой. Высокородные — заносчивые снобы. Жениться на одной из них, значит, смириться с их властью и предать всё, ради чего я трудился. Лучше уйти непобеждённым, чем позволить себя сломать. Ты же сама это говорила.
— Но моё сердце разрывается, когда я вижу, как ты страдаешь.
— Есть только одна высокородная, на которой я бы женился, — сказал он, но тут же себя одёрнул: — Сам виноват. Не буду больше жаловаться. Жил как-то без ордена, и дальше жить буду. Найду силы, перестану быть букашкой под пятой высокородных. Всё хорошо!