— Это такая плата?! — ужаснулся Гэвин.
— Это не плата. Я ничего ни от кого не требую, а лишь объявляю правила.
Незнакомец аккуратно перевернул его на бок и убрал с его спины меховую одежду.
— Выдохни и сожми это зубами, — он вручил Гэвину палку. — Я выправлю тебе крылья — будет очень больно.
Тот послушался. Всю жизнь прожил с болью, был уверен, что вытерпит. Но когда под лопатки ударили ножи и изнутри раны разорвало нечто ужасающе огромное — он оказался не готов. Никогда так не орал, истошно и долго, пока не лишился чувств, уверенный, что умирает. Очнулся там же. Лежал на разодранной в клочья спине, незнакомец царапал его большой иголкой, выводя тонкие линии замысловатой татуировки.
Гэвин не сдержал стона.
— Тише, никто не говорил, что будет легко. Просто верь, и будешь жить.
Он прикрыл веки, растворяясь в потоках бессильной боли, а когда распахнул, обнаружил себя в комнате на занюханном постоялом дворе у подножья Крыши мира как раз там, где нашёл пройдошливого проводника. Гэвин откинул одеяло и оглядел себя. Никаких крыльев не было, но всё тело, кроме ладоней и лица, покрывала вязь чёрной татуировки: сплетение цепей и в ячейках между ними печати — птицы, звери, рыбы, растения, стихии, сакральные руны. У левой лодыжки ядовито-красный шрам от ожога. Напоминание. Он всегда будет стоять одной ногой в Сумеречной реке и чувствовать на себе смрадное дыхание смерти.
Никто случившееся объяснить не смог. Говорили, ушёл в горы с проводником, а потом вернулся пьяный до невменяемости и весь разукрашенный, завалился спать, не отвечая на расспросы. Только шишка на затылке рассосалась, дар стабилизировался, головная боль хоть и не прошла полностью, но не беспокоила так сильно. Целители назвали его случай — чудесным выздоровлением. Сам Гэвин молчал, памятуя, что он им не объяснит, а они не поймут. Просто жил, впервые наслаждался жизнью. Послал к демонам политическую карьеру, отправлялся в походы так часто, как только мог, сёк орду, потому что знал — именно этого требует миропорядок, в этом смысл существования, и не только его, но и всего его рода и даже ордена. Оберегал глупцов от одержимых, взращивал врага, как сына, помогая ему расправить антрацитово-чёрные крылья. Во тьме они отыщут спасительный ветер, что раздует из головешек пламенеющее сердце. Новый восход станет смертью для тех, кто призывали тьму. Ибо так говорил миропорядок.
Гэвин мотнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Одному ему всегда было проще — не надо объяснять смутные предчувствия и хватать глупцов за руки за мгновение до того, как они сорвут очередной оползень.
Глава 32. Священная месть
Гэвин протиснулся в узкий проход пещерного лаза. Песчаная крошка перемазала лицо и одежду. Вниз в непроглядную темень змеился ручеёк. На ночь хотелось забиться поглубже и хоть немного передохнуть, но тоннель всё длился и длился. Гэвин полз, словно впереди брезжил обманчивый свет надежды. Но он действительно был! И не только он.
Мелькали всполохи демонических аур, среди них одна человечья, с голубыми прожилками родового дара. Гэвин дёрнулся было на выручку, но вовремя замер, учуяв пульсацию чёрных жил демонического семени вокруг сердца. Одержимый, чтоб его! Гэвин стиснул кулаки. Хотелось насадить его на меч, как на вертел, и поджарить на медленном огне, только меча больше не было.
Гэвин спрятался среди камней, надеясь, что никто не заметит его истощённую ауру.
Схватка кипела жаркая. Противники гремели оружием, швыряли друг друга на камни, шипели и визжали птичьими голосами, сотрясали пещерные своды и просыпали с них удушливую каменную крошку. Неудачное место для драки. А если начнётся обвал?
Вспыхивали и затухали ауры, тонкие, словно обмотанные жёлтой нитью — нехбеты. Редкие твари. Что занесло их так далеко от родной Балез Рухез? Зачем они напали на неистовых ракшас на их вотчине? Это самоубийство!