Рядом с глашатаями выстроилась большая очередь. Новобранцы называли имена, и их распределяли по назначениям.
— Микаш Остенский! — бойко представился он, вытянувшись по струнке и дёрнув за повод расклячившегося Беркута.
— Не припомню такого, — пробормотал глашатай и сверился с длинным свитком.
— Может, в конце? Меня перед самым выступлением приняли. Давайте помогу!
Глашатай удивлённо вскинул брови, в спину устремились любопытные взгляды. Микаш пожал плечами, перебирая листы, и, найдя нужную строчку в самом конце, ткнул в неё пальцем.
— Микаш Остенский из зареченских Римшей, безземельный. Ну да, ну да! — глашатай подмигнул. Маршал Комри намутил с его происхождением? Надо выяснить, что это за Римши. — Рота Красноклювов, капитан лорд Мнишек, звено Зябликов, командир Збидень Кадлубек. Не повезло тебе, парень.
Глашатай вручил Микашу приказ о назначении. За его спиной вовсю гулял досужий шёпот.
— Строгий?
— Есть немного. К нему совсем зелёных отправляют, чтобы научил уму разуму, а потом распределяют в другие звенья в зависимости от успехов. Просто таких как ты он на дух не переносит.
— Каких таких?
— Ну, — глашатай смерил его двусмысленным взглядом и хохотнул в кулак. — Безземельных.
На что он намекает, в конце концов?!
Микаш повёл Беркута в сторону реявшего над лагерем красного знамени. Оно обозначало положение роты Красноклювов. Маленькая неказистая палатка командира Зябликов отыскалась лишь на самом краю. Возле неё, скрестив ноги, сидел сухой, наполовину седой старик с пышными усами. Судя по ауре ясновидец первого уровня. Истинный бы, наверное, уже до капитана роты дослужился.
— Микаш Остенский, прибыл нести службу, — отчитался он, протянув бумаги.
Старик медленно поднял голову, придирчивым взглядом прозрачных глаз оббежал коня и замер на знаке ордена на груди. Подёрнутое сеточкой морщин лицо нахмурилось, густые снежные брови взлетели вверх. Микаш даже пожалел, что не побрился перед выходом.
— А, «безземельный», — скривился старик. — Зови меня дядька Збидень, так меня все зовут. Ты опоздал.
От родного, зычного с лающими нотками говора защемило в груди. Микаш положил бумаги на землю рядом.
— Так ведь никого ещё нет.
— С тебя спрос особый. Ни одной промашки не потерплю. Так что собирай манатки сейчас.
— Но ведь вы даже меня в деле не видели!
— Зато слышал достаточно. Костёр разведи и за паем сходи. Дежурным будешь.
Микаш отсалютовал и убежал исполнять приказания: перепоручил коня оруженосцам, развёл костёр и на раздаче пая познакомился со словоохотливым целителем Харуном. Тот рассказывал про заведённый порядок, отмеряя в котелок лишнюю жменю овса:
— С кашеварами нынче плохо. Можно, конечно, подсуетить.
— Голодранцам и провинившимся кашевары не положены! — гаркнул проходивший мимо немолодой рыцарь в красном капитанском плаще, который быстро промокал под накрапывающим дождём. — И нечего тут зубоскалить! Вы бы так строем ходили, как лясы точить горазды. Ещё одно замечание — и схлопочете по выговору.
Микаш с целителем одновременно вытянулись и отсалютовали.
— Так точно, лорд Мнишек! — затараторил Харун так, что Микаш едва успел повторить.
Капитан смерил их презрительным шагом и ушёл восвояси.
— Старый хрыч! — плюнул ему вслед Харун. — Хоть бы на него подагра напала!
— Вы же целитель!
— Посмотрим, что ты запоёшь после пары недель с этим…
— Бывало и хуже, — неожиданно для себя Микаш улыбнулся во весь рот. — Лучше, чем сейчас, и быть не может!
Харун удивлённо рассмеялся, а Микаш побежал обратно, запахиваясь в плащ.
Темнело. Остальные новобранцы уже собрались у костра и задорно болтали, то и дело взрываясь хохотом. Стоило Микашу приблизиться, как они уставились на него и замолчали. Он подкладывал дрова в огонь, они вдыхали горький дым и тянули ладони поближе к скрипучему жару, борющемуся с дождём. В котле хлюпала пузырями каша, прикипая к стенкам. Микаш раскладывал её по плошкам деревянной поварёшкой и выдавал каждому Зяблику по куску солонины, улыбаясь как можно любезней, но они тушевались ещё больше, замирая в непонятной тревоге.
Микаш уже устраивался рядом со своей плошкой, как за спиной раздалось громкое чавканье. Збидень приближался со стороны лагеря, разбрызгивая сапогами грязь из луж.
— Ты, — он указал на Микаша. — Ко мне, живо!