По привычке захотелось возразить, что он не Сумеречник, но вспомнилось, что Микаш давал клятву, причём именно Гэвину. Вот, значит, какова плата за его милости.
— Ветер не может быть свободен, не в этом мире, — добавил он печально, словно вспышка искренности вытянула из него последние силы. Стало стыдно. — Либо ты принимаешь мои правила и ведёшь себя как мужчина, либо проваливаешь. Выбирай.
Знакомое ощущение, почти как с Лайсве, будто смотришь в глаза потустороннему существу, настолько чистому и благородному, что лгать и притворяться не получается.
— Не могу. Есть во мне что-то тёмное. Даже тот одержимый заметил, — сознался Микаш.
— Тёмное есть в каждом из нас — свой демон. Можно прятать его от посторонних глаз или прятаться самому. Но истинную силу обретёшь, лишь встретившись с ним лицом к лицу и покорив его. Заставь его служить себе и людям, а не служи сам.
Растворяясь в бездонной синеве штормового неба, Микаш не мог сомневаться в словах своего кумира. Он зашагал прочь и обернулся только у выхода:
— Можно я ещё приду на совет?
— Зачем? Чтобы слушать, как лорд Мнишек жалуется на поваров? — удивился Гэвин. — Приходи, демоны тебя дери, делай, что хочешь! — он махнул рукой, и Микаш удалился.
Гэвин его разозлил гораздо больше, чем высокородные командиры в шатре. Утром он шёл в бой другим, отодвинул Орсо в сторону, сам указывал, сам орал, когда они начали кочевряжиться.
— Ты нам не командир! — совсем обнаглел Иво в цветастом кафтане.
Микаш приложил его об землю перед тем, как гаркнуть на притихших Соек:
— Ещё одно слово, и разбираться с вами будет маршал!
Мерзко прикрываться именем Гэвина, но они хотя бы подчинились. Испепеляли ненавидящими взглядами, но исполняли приказы. В этот день бой был славный, много демонов полегло — ни один не ушёл. На следующий, и через день, и дальше.
Вскоре выяснилось, что придумал Вальехиз для повышения боевого духа. Посреди лагеря поставили грифельную доску, на которой мелом писали названия звеньев и количество побеждённых демонов в столбик от самого большого до самого маленького. Сойки стремительно поднимались наверх и были уже в первой десятке. Проходя мимо, Микаш удовлетворённо разглядывал её и улыбался.
С высокородными тоже стало легче. Микаш заставил их молчать, в красках обрисовав свой опыт слепого боя и схватку с гарпиями. Каждый раз, когда командиры подначивали, напоминал им про доску. Вильгельм мечтал оказаться в десятке со своими Грифами, но не мог переползти рубеж, хоть он был очень близко, краснел от злости, теряя лоск, и его шавки оставляли Микаша в покое. Иногда он вступал в их разговоры, поддерживал или смеялся над шутками, если находил их действительно остроумными, но втайне мечтал о военных советах, где можно будет молча вслушиваться в стратегические планы Гэвина и постигать его тайны.
Компания затянулась на три месяца против ожидавшихся двух. Все вымотались до предела. Остатки демонов загнали в узкую горловину каменистого ущелья. Намечался последний бой. Рыцари расслабились, только и разговоров было о возвращении домой. Микаш не разделял воодушевления — дома его никто не ждал, но уныния он не показывал. За любую слабость здесь сжирали с потрохами не хуже демонов-падальщиков.
Туманным утром выступили в атаку. Ночные заморозки стелились на камнях и лысых кустарниках лёгким инеем. Лошади ступали осторожно и протискивались между круч. Здесь царствовали тишина и тень, пахло мёртвым холодом.
Настрой в звене стал слишком несерьёзный, словно они забыли, что опасность скрывается за каждым кустом, выглядывает из каждого оврага. Вначале всё шло как по маслу. Несколько маленьких ехидн, горгон, керберов и ламий только прибавили весёлости.
Микаш заметил её первой — большую, уродливо-болотную ауру пифона, притаившуюся за изгибом каменистого русла ещё не успевшей набрать силу реки. Сойки испуганно замерли. Не ожидали снова встретить чудовище за день до возвращения домой. Страх их сделался густым и душным. А Микаш… что-то сломалось внутри него за это время. Он разучился бояться. Возликовал впервые с начала сборов. Может, и не придётся возвращаться…