Ничто не могло длиться вечно, вот и болезнь отступила спустя две недели. Я потихоньку возвращалась к занятиям, хотя домой меня не отпускали. Как-то вечером, когда все уже разошлись, Жерард заглянул ко мне и уселся на стул напротив кушетки.
— Я уже поправилась, на воздухе быстрее сил наберусь, — не выдержала я. — Отпустите меня!
— Конечно. Только пообещай мне, я ведь тебе обещал, — ласково улыбнулся он, и на душе потеплело. — Впредь слушайся меня и веди себя осмотрительно. Я понимаю, ты далеко не всегда можешь контролировать своё естество, но тебе пока ещё рано делать подобные вещи. Твоё тело и разум не выдерживают. Учёба укрепит тебя, но не так быстро. Если мы… — он запнулся. — Если я тебя потеряю, то всё погибнет.
Он провёл по моей щеке указательным пальцем. Слишком много надежд на одну меня. Насколько же легче, когда ты никому не нужен?
— Я буду делать только то, что велит мой бог, — с трудом выдавила из себя.
— Умница. Завтра вернёшься домой, — он поцеловал меня в лоб, затушил свечи и оставил отдыхать.
На следующий день Жерард взялся учить меня отдельно в своём маленьком кабинете. Я проникала в его голову. Чёрными тоннелями раскрывались мыслепотоки: словишь серебряную рыбку — увидишь картину из прошлого, эхом отражаясь от сводов, зашепчут мысли. Я читала Жерарда, пока не доходила до грани. Там мне надо было остановиться — до того, как из носа польётся кровь. Сложно. Большинство занятий заканчивались головной болью, но Жерард заставлял повторять снова и снова:
— У тебя должно выработаться чувство — никогда не пересекать черту, что бы ни происходило вокруг.
Потихоньку получалось всё легче.
Я поражалась выдержке Жерарда. В его мыслях ни разу не промелькнуло ничего постыдного, хотя у каждого должно быть что-то, что бы он хотел скрыть. На ментальные барьеры я не натыкалась, как случалось с Вейасом и Микашем. Впрочем, единственное, что скрывал Микаш, были его чувства ко мне, но они и без того сквозили в каждом его слове и поступке, а после столкновения с пересмешницей он и вовсе перестал таиться. Было немного стыдно, что я не могу ответить ему такой же искренностью.
Жерард же будто отводил мне глаза, да так, что я ничего не замечала. Однажды я спросила об этом.
— Наблюдательная девочка, — усмехнулся он. — Это ментальные техники, основанные на работе телекинетического дара. У каждого человека есть зачатки всех способностей. Если их развивать, можно овладеть каждой хотя бы третьем уровне.
Я только заметила, что сижу с открытым ртом и тут же его захлопнула.
— Каждый может стать всесильным Сумеречником?
— Если потратит на это с десяток жизней. Ничто не даётся легко, — ответил Жерард. — Потому надо изучать только самые необходимые техники.
— Вы покажете, как обходить телепатию?
— Когда вы с Джурией и Торментой будете готовы, — кивнул он, пока я допивала лечебный отвар.
Вскоре Жерард опять собрал нас в учебной комнате.
— Вам предстоит новый выход в свет. Не хмурься, — сказал он, глядя на меня. — На этот раз обманывать не нужно. Возвращается войско маршала Комри.
Я затаила дыхание. Неужели?!
— Рыцари пройдут Парадом победителей по центральным улицам. Это давняя традиция. Вы будете их встречать в нарядных платьях и осыпать цветами. Сможете даже подойти к одному из героев и подарить ему поцелуй признательности, — продолжал объяснять Жерард.
Сидевшая со мной по соседству Торми не сдержала воодушевлённого вздоха.
— Я сказал, только поцелуй признательности — это значит в щёку! — спустил её с небес на землю Жерард.
Торми скривилась и сложила руки на груди.
— Мы выберем сами или снова придётся искать знак? — осторожно поинтересовалась я.
— Конечно, сами. Это не запрещено, а даже поощряется. Разделите часть их славы, завоюете народную любовь заодно, — он улыбнулся. — А мы вас хорошенько принарядим, чтобы весь город шептался о вашей красоте.
Я уже не слушала, думая о своём. Сердце трепетало от радости, но было немного страшно. Интересно, изменился ли Микаш за это время? Помнит ли меня, не нашёл ли другую? Я поправила верёвочный браслет на запястье. Если его юношеская влюблённость прошла, то я смогу с лёгким сердцем его отпустить и полностью посвятить себя учёбе. Какие же жалкие у меня доводы!