Сан Саныч оглушительно гавкнул, а Прохоров принялся торопливо излагать. Про всё это он уже так или иначе сказал, просто сейчас это звучало упорядочено.
Про квартиры он рассказывал, как они отжимали их втроём — сам Прохоров, Кадет и брат Кадета — Ушастый. Это братья Кадочниковы, жители посёлка близ нашего города. Ещё был Дюха, у которого водились контакты в больнице, куда отправляли стариков перед оформлением, чтобы там не задавали лишних вопросов.
Кадет сам находил квартиры с пенсионерами, давал указания Прохорову начинать обработку клиента, а потом подключался с братом, тем более, оба Кадочникова прилично выглядели и никогда не сидели.
Потом в какой-то момент в банде появился Ганс, мокрушник, который первого же клиента просто грохнул, заколов ножом, а потом зарезал и Дюху, когда тот после увиденного оказался в поле зрения РУОП и чуть им всё не рассказал. Но не успел — Ганс его нашёл и прикончил, а труп бросили в реку.
Вскоре Ганс подтянул Сёму и ещё кого-то, отморозков похуже. Прохоров, по его словам, не захотел связываться с мокрухами и свалил из города в область, Кадет с братом уехали чуть позже.
Учитывая, что в нас Прохоров собирался стрелять без лишних прелюдий, я не поверил, что ему так уж противны были убийства. Скорее всего, он испугался не мокрух, а самого Ганса, который был скор на расправу и вполне мог отправить жулика вслед за Дюхой.
И дальше начиналось интересное.
— Кадет ко мне пришёл недавно, — жулик в советской милицейской форме уже, кажется, устал говорить, но продолжал. — Говорит, снова с хатами хочет связываться, контакты, говорит, надыбал надёжные. А я спрашиваю, что с Гансом? А тот показывает, что типа хана ему, — он провёл перевязанной рукой поперёк горла. — И, говорит, намётки есть на дальнейшую работу, но сначала надо будет хвосты зачистить. Говорит, сообщник есть, мент, которого прижали, надо его спасать.
— И что дальше? — спросил я.
Я старался не показывать, что эта часть информации особо ценна — пусть излагает, а там посмотрим.
— Поехали с ним на квартиру уже тем вечером, — продолжал Прохоров. — Там кошка ещё была, её Кадет пнул…
— Гад твой Кадет, — с чувством сказал Василий Иванович. — Пну ему, как достану…
— Ну это, — жулик растерялся, — короче, там менты были.
— Какие? — строго спросил дядя Витя. — Говори, едрить тебя за ногу.
— Один мент, я не помню точно, Кузьмичёв или Кузькин…
— Кузьмин? — вставил я. — Борис Кузьмин?
— Да-да, он. Второй — следак прокурорский, не помню, как фамилия, — он наморщил лоб.
— Рудаков? — напирал дядя Витя.
— Да не помню, не знал я его! Я же не мокрушник и не насильник, чтобы следаков прокурорских знать. По их статьям не проходил, бог миловал. Ну и короче, у следака паника, чуть ли не истерика, Кузькин… Кузьмин то есть, его по щекам хлещет, говорит: сам вляпался, дурак, но они всё разрулят.
— Кто именно? — спросил я. — Кто именно должен всё разрулить?
— Не знаю. Звонили они куда-то постоянно, всё спрашивали, на пейджер сообщения диктовали, им кто-то звонил. Потом пришёл мужик толстый, со стволом, давай на следака давить, что всё знает и о Гансе, и о материалах отказных, и про мента тоже, и, типа, всех прижучим. Тот ему сам давай угрожать, стулом гремел, то сядет, то опять ходит. А Кузьмичёв нам… Кузьмин то есть, он говорил, это ещё раньше, кресло на середину комнаты вытащить. Вот мы на кухне ждали, Кузьмин в туалете, потом прошёл в прихожку — и хрясь этого мужика в затылок с коридора! Бах! И…
Он крикнул это слишком громко, и Сан Саныч зарычал. Прохоров вздрогнул.
— Короче, выхожу, трупешник в кресле лежит, и всё в кровище! Кадет спрашивает, мол, тащить его наружу? И меня ещё пихает в плечо, чтобы я труп на себе волок. А Кузьме мобила позвонила, он взял…
Мобилы у Кузьмина при себе не было, только пейджер, но дальше речь шла про это.
— Короче, он мобилу сунул Кадету, велел нам этого следака, который в хате жил, увезти и на дачке спрятать, а нам сказал, что если расскажем кому об этом, сам закопает нас. И остался на хате, ждал кого-то. А мы увезли следака на дачу, уехали сами. Потом Кадет говорит, скоро дело будет, готовься мол, форму постирай-погладь. Потом у него брата в больницу, говорит, увезли, ногу гвоздём пропорол, каждый день туда ездил, я его на машине возил. Ну и это, один раз Кадет злой оттуда вернулся, говорит, будем скоро хату отрабатывать, как раньше. Вот я и достал старую форму из шкафа…
Говорил он так долго, что даже отец успел вернуться и дослушать окончание допроса.
— Где этот Кадет живёт? — спросил он.
— Так это, на улице Калинина, в двухэтажках, в тринадцатом доме.