Внутри все сжималось. Казалось, что вот-вот я заплачу. Но слезы так и не проступили. Наверное, еще рано.
Джонни все это время стоял у стены, наблюдая все каким-то непонятно глубоким взглядом. Он не пошевелился ни на миллиметр – не удивительно, конечно, робот все-таки – и не сказал ни слова. А все смотрел и смотрел, не обеспокоено, но и не спокойно, проникновенно, тепло, но и надрывно, вспыхивая искрами боли.
Так я могу объяснить, но понимаю, что объяснение не полно, ведь не все выразишь словами. Кажется, что у робота должно быть все просто: эмоции – слова со смыслом, действия преследует определенную цель, всему есть обоснование и пояснение. Сейчас я бы хотела, чтобы все было так просто – мы бы не страдали на двоих.
Как не может бесконечно тянуться время, так я не могла больше посвящать себя сборам. Выбрав удобную одежду и переодевшись, я оставила домашний халат на кровати. Бросила на покрывало так, будто вскоре собираюсь его надеть. Самообман, который не работает, но заставляет улыбнуться своей наивности. Чемодан покатился к двери. Я оглядела квартиру. Оставляю после себя бардак, но ничего, программа управления домом распорядится и все будет до блеска вычищено.
Еще секунду задержусь и не захочу уходить. Кивнув головой в подтверждение своей мысли, я уверенно направилась к двери, но внезапная мысль заставила резко развернуться и вбежать обратно.
–Не оставлять же его тут одного, – ответила я на немой вопрос Джонни и понесла горшок с цветком к выходу. Большой цветок на крупном стебле одобряюще кивал яркой головой.
Спускаясь в лифте, я заметила, что за спиной у Джонни расположился рюкзак довольно внушительного размера.
–Зачем тебе рюкзак?
–А зачем вообще нужен рюкзак? – ответил мне он.
Посмотрела на него с прищуром, чтобы он понял, что ответ меня не удовлетворил.
–Это для тебя, – сказал он.
Я не стала спрашивать конкретнее, решив, что и так узнаю. Мы доехали до первого этажа и вышли из здания. Посмотрела на него уже только сев в машину. Прощание состоялось.
Пока мы ехали до вокзала, наш путь лежал почти через весь город. Вереница информационных экранов, пестрых рекламных вывесок и разномасштабных магазинов пролетала перед глазами. На остановках все также стояли люди, спешащие по своим делам, велокары все так же мешали спокойно прогуливающимся прохожим, электробусы все так же иногда опаздывали. Обычная суета теперь казалась мне прекрасной. Конечно, я осознаю, что она лишь единожды прекрасна, ведь когда изо дня в день все повторяется, красота момента теряется. Понять особенность таких одинаковых дней можно лишь тогда, когда они становятся одним единственным днем. Или когда что-то начинает меняться.
Я вновь прокрутила в голове свои похожие дни и то, как переживала, когда моя понятная и однообразная суета начала ломаться и изменяться слишком быстро. Пусть это было сложно, пусть не нравилось мне и пусть привело к последствиям, я рада, что перестала жить как запрограммированная или запертая в рамках очерченного перечня инструкций. Изменения – это хорошо. Побывав в том периоде еще раз, я поняла насколько изменилась и чему научилась.
По злой шутке судьбы мы проезжали через мое любимое место в городе – музей историй и сад. Вечно зеленая трава все еще привлекала, несмотря на знание того, что она ненастоящая. Прямо сейчас на купол надвигалась новая волна пушистых серных облаков. А может, вовсе и не серных. Может и дожди за куполом вовсе не ядовитые. Надеюсь, кто-нибудь выяснит это рано или поздно. Даже нет, я знаю, что выяснят.
Мы сели в вагон воздушного поезда. В сторону Первого Города пассажиров были единицы – я с Джонни да несколько человек-энтузиастов; по всей видимости, они – ученые, которые ради науки жертвуют своими выходными. Сложно им в мире, где открытия не приветствуются. На ум пришел образ капитана нашего маленького исследовательского корабля-отряда. Он годами пытался пробиться сквозь купол и, получив желаемое, сошел с ума. Если бы не стечение обстоятельств, возможно, он бы так и пытался до сих пор выйти за пределы купола, сидя в своей коморке в полуподвальном помещении научного центра.
Девушка с большими глазами, севшая напротив нас, но далеко впереди, неотрывно смотрела на цветок, что стоял на столике между мной и Джонни. Мы почти укрывались в его тени, а зеленые листья похлопывали нас по телу в разных местах. Иногда слегка били по лицу, но отставлять его все равно не хотелось. Восторг, которым наполнились глаза этой девушки, освещал близстоящие предметы лучше, чем верхний свет. Она не замечала ничего вокруг себя: ни севшего рядом старичка в очках с толстыми линзами, что явно мешал ей своими огромными сумками с оборудованием – как я поняла, это был ее коллега, – ни проезжающего робота-стюарда, предлагающего воду и углеводные батончики, ни мой любопытствующий, смешливый взгляд. Я даже обратила внимание Джонни на нее, но он был словно погружен куда-то в себя, как и последние несколько дней.