― Кинг, как только ты будешь готов, мы ждем тебя, ― кричит тренер.
― Простите, тренер. ― Я бросаю телефон в шкафчик позади себя. Сегодня мы играем дома против «Даллас Долфинс». Это дерьмовая команда, и о победе в данном случае не стоит волноваться. Не понимаю, чего это тренер так переживает.
― Ладно, отправляйтесь в туннель. И помните, если вы сегодня проиграете, то станете посмешищем всей лиги, ― напутствует нас тренер.
― Постарайся не облажаться, Кинг, ― говорит Грей, шагая передо мной.
― Я не проигрываю, ― говорю я ему.
― Что случилось с той игрой против «Филадельфии» два дня назад? ― бросает он в ответ.
Он имеет в виду игру, которую мы проиграли с разницей в одно очко.
― Это ты вел себя как гребаный мудак и провел половину игры на штрафной скамейке, ― говорю я.
Я не знаю, что с ним происходит. Алия беспокоится о своем брате, но он держит свою проблему в тайне. Он предпочитает вымещать злость на игроках соперника. И на мне, на льду. Я знаю, что он намеренно позволяет мне получать удары чаще, чем следовало бы. В половине случаев он даже не пытается их остановить. Не то чтобы меня это волновало. Я справлюсь с тем, что меня пихают в борта несколько раз за вечер.
― То есть ты хочешь сказать, что без меня тебе не победить. Понятно. ― Грей пожимает плечами.
Я ничего не отвечаю. Вместо этого я выхожу на лёд. Толпа сегодня шумная, и когда я смотрю на трибуны, то вижу много людей с моим номером. Все больше фанатов «Рыцарей» признают меня, считая своим. Но они не те, кого я ищу. Я бросаю взгляд в сторону штрафной скамейки и нахожу ее. Алия сидит неподалеку со своими подругами. Я качусь к ней и останавливаюсь прямо перед бортом.
― Покажи. ― Алия смеется.
― Встань и повернись, ― говорю я ей.
― Нет, ― кричит она в ответ. На ней свитер «Рыцарей», но спереди нет номера, так что я не уверен, мой он или нет.
― Алия, не заставляй меня прыгать через борт, ― предупреждаю я.
Она вздыхает и поднимается на ноги. Когда она наконец поворачивается, хотя и неохотно, я вижу свое имя, написанное на ее спине.
― Отличный свитер. ― Я подмигиваю ей, а затем поворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону, туда, где все разминаются.
До конца третьего периода остается две минуты, и мы выигрываем пять шайб. Нет никаких сомнений в том, кто ведет эту игру, да и никогда не было. Судья вбрасывает шайбу, и я выигрываю, пасуя ее туда, где должен быть Грей, но его там нет. Нет, его перчатки и клюшка на месте, но не он. Потому что он сидит на каком-то бедном ублюдке, который, должно быть, не так на него посмотрел.
Четыре игрока «Далласа» набрасываются на Грея. Да к черту. К тому времени, как я до них добираюсь, Люк уже оттаскивает одного из них и бросается на него с кулаками. Я присоединяюсь к хаосу. Может, я и не лучший друг этого парня, но он все равно мой гребаный товарищ по команде. И я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять кому-то избивать одного из нас.
Один на один ― это нормально. Но четверо на одного? Нет, блядь.
Меня бьют по голове чем-то твердым. Когда я поднимаю глаза, то понимаю, что это была клюшка. Какой-то гребаный ублюдок только что ударил меня клюшкой по голове. Я прихожу в ярость. Вцепившись в его форму, я отвожу правую руку назад и бью его прямо в челюсть. Его голова откидывается в сторону, и изо рта брызжет кровь. К тому времени, когда судьи смогли навести порядок, у нас на штрафной скамейке четыре игрока, а у «Далласа» ― три. Как, черт возьми, один из их игроков избежал этого, я понятия не имею.
Я смотрю туда, где должна быть Алия, прямо рядом со мной, пока я здесь. Но ее нет. Она ушла.
― Она не любит кровь. Не любит видеть кровь на льду, ― говорит Грей. ― Поэтому она уходит, когда начинается драка или что-то в этом роде.
― Но она любит хоккей, ― говорю я.
― Любит, но не драки. Она боится коньков ― во всяком случае, их лезвий.
― Понятно. ― Я киваю. Я понимаю, почему она не любит кровь и острые предметы. Ее собственная мать вскрыла ей запястье, когда она была совсем маленькой.
― Что ты имеешь в виду? ― спрашивает Грей.
― Просто с учетом того, через что она прошла, я понимаю, почему она не любит лезвия и кровь.
― Она сказала тебе? ― Он наклоняет голову, словно пытаясь что-то понять. Я киваю головой. ― Черт. Она не говорит об этом. Ни с кем, ― говорит он больше для себя.
Я испытываю чувство гордости от того, что она чувствует себя достаточно комфортно и безопасно со мной, чтобы говорить о том периоде своей жизни.
Я ухожу со стадиона так быстро, как только могу, когда игра заканчивается. Я сбегаю еще до окончания интервью. Они могут выписать мне штраф за ранний уход. Мне плевать. Мне нужно убедиться, что с моей девушкой все в порядке. Она прислала мне сообщение, что у нее болит голова, поэтому она рано ушла домой и что мы увидимся завтра. Иногда я думаю, знает ли она, с кем встречается. Как будто я не отправлюсь к ней…