И в этом деле очень помогли местные жители, более привычные, чем красноармейцы, копать каменистую армянскую землю. Новость об ультиматуме, среди подписавших который был и президент Турции, стала известна буквально всем, и среди местных с новой силой вспыхнули антитурецкие настроения. Особенно усилившиеся после «ошибочного» артиллерийского обстрела Ахурика, жертвами которого стали двое гражданских, а семеро были ранены. После этого случая из окрестных сёл в направлении города потянулись цепочки женщин и детей, а мужчины и подростки, кажется, забросившие все собственные заботы, ударно трудились на рытье окопов, капониров и резервных артиллерийских позиций. Причём, опять требовали выдать им оружие и включить в списки дивизии.
Этот вопрос я поднял на новом совещании, проходившем уже 17 мая в Ленинакане.
— Указаний о мобилизации местного населения из Наркомата ещё не поступало. Но, как мне кажется, в случае начала боевых действий они незамедлительно поступят. Поэтому, товарищ Рокоссовский, берите на заметку таких добровольцев, — посоветовал командующий недавно сформированной 45-й армией генерал-майор Баронов. — И в случае нападения Турции используйте их в качестве пополнения. Это касается и других командиров, товарищи. Война, как вы знаете, без потерь не бывает, а так нам удастся ускорить получение пополнения.
Да что их брать на заметку? Практически каждый второй, от пятнадцатилетних мальчишек до семидесятилетних стариков!
Ночь на 18 мая я провёл на командном пункте дивизии, как требовало того командование и нашего 23-го стрелкового корпуса, и армейское руководство. Очень тревожную ночь, поскольку наблюдатели докладывали: турецкие войска, выдвинувшиеся к границе, тоже не спят. Поэтому сведения о том, что Британия, Франция, Польша и Турция всё-таки объявили нам войну, поступили из штаба армии уже в час ночи. Вместе с приказом, следующим из текста Директивы № 2, отразить нападение и, по возможности, контратаковать противника. Так что двум часам ночи дивизия в полном составе находилась на огневых позициях, полностью готовая к бою.
С рассветом же небо над нами загудело множеством моторов. Это турецкие, британские и французские бомбардировщики, взлетевшие с аэродромов в Турции, летели бомбить советские города. А им навстречу неслись «сталинские соколы». Тут же загрохотала зенитная артиллерия, прикрывающая воздушное пространство над Ленинаканом, ведя пока заградительный огонь. Но, когда из свалки воздушного боя, развернувшегося над турецкой территорией, вырывались турецкие самолёты, а одна из эскадрилий, обойдя зону небесного сражения южнее, всё же вышла к окраинам города, зенитчики открыли огонь на поражение.
Белоснежные инверсионные следы, подкрашенные розовым светом восходящего солнца, свивались в невообразимые клубки, время от времени перечёркиваемые дымными чёрными полосами, остающимися за сбитыми самолётами. Как вражескими, так, к сожалению, и нашими. Но в целом первый авианалёт на Ленинакан удалось отразить. Отбомбиться смогли лишь несколько прорвавшихся к городу самолётов первой волны.
Упало несколько бомб и на позиции дивизии, а также на ближайшие сёла. Но это была не целенаправленная бомбардировка, а так экипажи вражеских машин избавлялись от груза, чтобы облегчить машины и за счёт манёвра попытаться уйти от сталинских соколов. И погибшие от этих бомб стали первыми потерями 136-й дивизии в начавшейся войне.
А в пять утра, когда поднявшееся солнце уже полностью осветило Ширакскую долину, и у турецких артиллеристов появилась возможность корректировать огонь, на наших позициях начали рваться снаряды.
22
Старший лейтенант Арсений Ворожейкин, 18 мая 1941 года
Подъём для всего полка «сыграли» в половине второго ночи, как только стало известно об объявлении войны четырьмя державами, выдвинувшими ультиматум Стране Советов. К такой тревоге мы готовились, и все машины на замаскированных стоянках стояли обслуженные, заправленные топливом и лентами с боеприпасами. Так что, проведя в темноте (меры по светомаскировке у нас ввели ещё пять дней назад) короткий митинг, на котором выступил и я, как комиссар эскадрильи, облачились в лётную форму и стали ждать приказа на вылет.
Приказ поступил около четырёх утра, когда солнечные лучи едва коснулись вершины Арарата. Потрясающее зрелище! Вокруг ещё ночная темень, а снега на вершине горы, к которой по библейским сказкам пристал Ноев ковчег, сияют розовым светом. Радиолокационная станция аэродрома засекла крупную групповую цель, обходящую Арарат с юга.
Формально это иранское воздушное пространство, но британцы очень вольно относятся к такой «условности», как государственные границы. Особенно здесь, в Азии, где у них очень сильное влияние. На ту же Персию они оказывают просто колоссальное давление, пытаясь «привязать» её к списку государств, находящихся в полуколониальной зависимости от Лондона.
От Еревана до вершин Арарата всего около шестидесяти километров, а это значит, у нас есть только несколько минут, чтобы набрать высоту и перехватить врага. Уже на самых подступах к столице Армянской ССР. Так что обе эскадрильи, высланные на перехват, выжимают из моторов М-82 всё, чтобы оказаться на высоте в пять километров, на которой идут британские «Веллингтоны». Ведь каждый из этих двухмоторных самолётов несёт либо почти тонну бомб, массой немногим более ста килограммов каждая, либо почти двухтонную «дуру», способную превратить в щебень сразу несколько небольших домов.
Две девятки, но не одни, а в сопровождении эскадрильи истребителей, судя по силуэту, «Спитфайр». Обе машины — очень непростые противники. «Спитфайры» имеют примерно такую же максимальную скорость, как и наши По-1, а вооружены сразу восемью пулемётами, пусть и винтовочного калибра. «Веллингтоны» защищены минимум шестью пулемётами, позволяющими вести огонь буквально во все стороны: два в носовой турели, два в хвостовой, и два в боковых окнах фюзеляжа. Но, говорят, есть и модификации, в которых британцы сумели куда-то воткнуть ещё два пулемётных ствола.
Увидев наш взлёт, истребители сопровождения сбросили подвесные топливные баки и резко увеличили скорость, чтобы связать нас боем и не позволить помешать бомбардировщикам выполнить задание. Так что с ними приходится вступать в драку, так и не добравшись до эшелона, на котором можно атаковать сверху. Но ничего! Насколько я помню по изучению характеристик самолётов вероятных противников, и скороподъёмность, и манёвренность По-1 значительно лучше, чем у «Спитфайра», так что будем драться.
Отличная штука — радио в самолёте! Это я успел почувствовать ещё в Монголии. Ведь командир полка, руководящий боем с земли, распределил роли уже после взлёта: наша эскадрилья, идущая первой, сковывает истребители сопровождения, а вторая занимается бомбардировщиками.
Первая атака на нас — почти в лоб. Только мы защищены от шквала путь, летящего навстречу, мощной «бронёй» звездообразного мотора. Моя пара, я ведущий, Вася Юшкин ведомый, немедленно закладываем вираж следом за промчавшимися мимо «англичанами». Вёрткий, как «ишачок», самолёт позволяет это сделать молниеносно. Мотор воет на максимальных оборотах, а вражеская пара пытается уйти с набором высоты. Похоже, они всё-таки признали наши машины за похожие по силуэту И-16, за что и поплатились. Я быстро настигаю карабкающегося «в гору» ведомого противника и почти в упор, с дистанции менее ста метров, всаживаю в него очередь из всех стволов. Вряд ли вся она досталась «Спитфайру», но разница в действенности попадания пули винтовочного калибра и крупнокалиберной — просто разительная. Если первая оставляет небольшую дырочку, то после попадания второй в обшивке остаётся дыра, в которую свободно можно просунуть кулак. Не говоря уже про действие двадцатитрёхмиллиметрового снаряда. Несколько вспышек их разрывов, и британский истребитель просто разваливается в воздухе.
— Ворон, слева сзади, — слышен в наушниках голос младшего лейтенанта Юшина.
Ворон — мой позывной. Так короче, ведь выговорить «Ворожейкин» или «одиннадцатый» по номеру машины, куда дольше. Чуть опускаю нос и начинаю скользить вправо. А Вася в это время отгоняет ещё одного «Спита», попытавшегося атаковать меня, пулемётными очередями.